Катан поплакал, конечно, хотя ему и внушали, что княжескому сыну и будущему воину это никак не пристало. Но суета приготовлений к отъезду, самый вид стражи, сопровождавшей Регема и Даллу, тяжелых мечей и тугих луков, лошадей в новой сбруе, вопящих вьючных ослов – все это заставило его отвлечься и утешиться. Гораздо глубже была печаль Берои. С рождения Даллы – а тому было почти двадцать лет – она не расставалась с воспитанницей ни на один день. И внимательный наблюдатель мог бы заметить, что, хотя Бероя добросовестно заботилась обо всех своих подопечных из княжеского дома, привязанность ее к Далле была сильнее прочих. Удивляться тут было нечему. Далла и Бероя были связаны иными узами, помимо тех, что роднят няньку и питомицу – узами чуда, Однако, как ни огорчала ее будущая разлука, верная прислужница понимала, что никому иному, кроме нее, Далла доверить сына не может. И Бероя осталась в Маоне блюсти княжеский дом.
Регем не зря беспокоился насчет тягот пути. Тревожась об отце, он хотел ехать как можно быстрее. Сам он, верхом или в колеснице, преодолел бы расстояние от Маона до Зимрана в считанные дни. Но присутствие женщин – а Далле никак не подобало ехать без сопровождения служанок – не могло не замедлить продвижения. Кроме того, Далла никогда не ездила верхом, а в колеснице пристало путешествовать лишь воинам, так предписывалось традициями Зимрана. Да и не будь этих традиций, на тряской дороге под палящим солнцем было бы просто мучительно.
Поэтому для Даллы были устроены конные носилки. Это так говорилось "конные", а на самом деле влекли их мулы. Носилки были крытые, со вех сторон занавешенные плотной тканью, что позволяло спастись от солнца, палившего в степях вокруг Зимрана нещадно. Правда, было душно, но тут уж ничего поделать было нельзя. В носилках размещалась только Далла, ее служанки ехали верхом на ослах, вслед за мулами, везущими госпожу. Может быть, они предпочли бы пойти пешком, но Регем слишком торопился, чтобы обращать внимание, каково трястись на ослах рабыням его жены.
Женщина с иным характером огорчилась бы, поняв, что из носилок ничего не видно. Далле это было безразлично. После первого дня в дороге, довольно тяжелого, она приноровилась к носилкам, и на протяжении всего дальнейшего пути целыми днями дремала, свернувшись клубочком. Регем ехал верхом, но в виду Зимрана перебрался в колесницу, ибо в столице, согласно здешним обычаям, знати приличествовал именно такой способ передвижения. Далла не стала откидывать завесу носилок, и до нее в полумраке доносились восклицания и оханья тех людей свиты, кто впервые зрел воспетый Зимран.
Было отчего охать. Зимран был выстроен из белого камня, а умелые зодчие украсили дворцы и храмы сколами горного хрусталя. И казалось, будто город на равнине, под лазурным небом, воздвигнут из снега и льда, слепящих глаза,