Я не мог понять, почему им страшно идти вперёд, но назад, к темноте бежать приносило дикую радость. Зовущие к свету пытались докричаться до людей. Но самые жестокие из жадных указывали на них. А подпевалы рушили колонны, разбирали на части и этими частями уничтожали зовущих. Забивали их, затаптывали до смерти. Люди поддерживали казни. Не нравилось им чувствовать себя неправыми. Тьма казалась спасительной, понятной. Хуже того. Единственно верной и истинной. И она приближалась.
Долго я стоял на месте и наблюдал. Мне не хватало сил пойти против толпы. С теми одиночками, кто уже преодолел половину пути. Но для этого надо было стать смелым и эгоистичным. А бежать со всеми я не собирался. Не хотел видеть во тьме свет. Заставлять себя думать иначе, чем было на самом деле. Так и стоял я, глядя то на далёкий свет, то на надвигающуюся тьму.
Понимание, как близок уже конец, заставило меня вздрогнуть. Я схватил одного человека за локоть, дёрнул к себе. Хотел закричать ему в самое ухо, что тьма близко. Но забыл слова. Как рыба, я безмолвно двигал ртом, сохраняя молчание. А на меня смотрели глаза полные ужаса. И только теперь я понял. Он знал, что бежит в темноту. Знал лучше меня. Но боялся остановиться и стать изгоем. И я потащил его к свету. Отбивающегося, машущего кулаками и не попадающего. Он хотел этого спасения. Весь свой обратный путь он только о том и молил всевышний космос. Лишь бы кто-то остановил его и поволок опять к свету.
Поздно. Тьма нас поглотила…
Я проснулся, когда розовый свет заката семенил по мокрой простыне. Он подбирался меня разбудить, но я его опередил. Во рту пересохло. Шершавым языком облизал потрескавшиеся губы. Одно радовало, ничего не болело. Пока не пошевелился. Стоило двинуть рукой и онемевшие конечности заныли.
Долго не мог прийти в себя. Сон ещё стоял передо мной. И это мерзкое, сосущее чувство беспомощности. Я с детства всеми силами бежал от него. Становился сильнее, умнее. Насколько это возможно. Но во сне все мои усилия сошли на нет. Я стал младенцем перед голодным волком.
Встал, когда стало уже нестерпимо больно переваривать завихрения разума, потянулся. Карта памяти напомнила о себе и больше я уже ни о чём думать не мог. Пора было разгадать её тайну.
На старом компьютере, добрую половину рабочего стола занимали игры. Квесты двадцатилетней давности. Теперь этот жанр непопулярен. Он заставляет думать и превращает игрока в дурака, чуть только он ошибётся. Почти как в настоящей жизни. Только проще.
Поверх древних антологий всплыло окно картридера. Из него открывался вид на единственный файл. Видео. И я его запустил.
Девочка тринадцати лет поправила камеру и отошла. Села в кресло. Лампа выдёргивала из темноты только её. Вокруг сгущалась чернота. Живая, пульсирующая.
– Если