«Я хочу обычной тихой спокойной любви и обеспеченности, точнее сказать, любви в благосостоянии. А такого экстаза мне не нужно. Нарисуйте, на этом что-нибудь другое!» Как бы то ни было, но художница исполнила и эту её прихоть. Картина получилась крайне одиозная, сказавшаяся непонятным образом на судьбе заказчицы. В центре полотна была изображена женщина с условными гендерными чертами розовой стороны мира, в платье такого же цвета, с чёрной поверх него накидкой, с наброшенным капюшоном, с опущенной на бедро скрипкой и смычком в руках, так словно она только что закончила играть свою, без сомнения, главную партию или не начинала её вовсе. А вокруг неё в божественном саду парами бродили дивные животные и птицы целовались в райских кущах. «Эта картина какое-то время висела у меня в гостиной», – сказала дама дрогнувшим голосом, чуть не сорвавшись в слезу, – «И я получила всё, о чём мечтала в то время. Представляешь! Абсолютно всё!» – дама перешла на громкий восторженный шёпот, – «Не знаю, как она это делала (здесь имеется в виду личность художника), но всё что она рисовала, всегда сбывалось. Ко мне пришёл и покой, и достаток, но я так и осталась одна!» Подруга тревожно прикрыла рот рукой, и широко раскрыла полные удивления и испуга глаза. В это время и я уже пытался разглядеть их своим очнувшимся взором, мне всегда интересно с каким выражением лица люди могут произносить столь странные, непринятые в обществе реалии.
Соседки по креслам заметили моё нежелательное пробуждение, и перешли на саркастический шёпот, в котором я едва уловил обрывки приглушённого разговора: «…безусловно, продала любимой подруге…», «…нужно было двигаться дальше…» и часть фразы, видимо, повествующей о дальнейшей истории общения её с волшебной художницей: «…тратилась на заказы, чтобы изменить судьбу…желания продолжали исполняться».
Не знаю, почему мне вдруг вспомнился именно этот эпический кусок их тринадцатичасовой беседы, прерываемый иногда стыдливой тишиной, и уксусным запахом рыбных деликатесов. Этот подслушанный разговор, спас тогда моё состояние, переходящее на пиках близких воспоминаний в лёгкую любовную панику, спас сопереживанием, и додуманной моим воспалённым тогда воображением счастливой развязки необычной истории.
Вся эта не совсем мне понятная расстановка героев в рассказе моей попутчицы показалась бы мне надуманной, ничего не значащей фантазией, спровоцированной расслабляющим туманом перелёта, так красочно клубившимся за синеватой шторкой окошечка под куском видимого крыла лайнера, если бы весомая часть меня уже не жила в мире, обозначенном другими знаками и наполненными другими желаниями. В том месте, откуда я сейчас пробирался домой, водились не только отпугивающие злых духов, воинственно раскрашенные деревянные