Отроки с завистью поглядывали на ладно подогнанное снаряжение и брони прибывшего пополнения. Мальчишкам их собственные сплетенные из ивняка «брони» уже давно казались дополнительной пыткой, как и прочие «издевательства», злонамеренно измысленные коварными наставниками, чтобы допечь учеников посильнее. Эти нелепые на их взгляд «корзины» немилосердно натирали бока и кололись самым невероятным образом, доставая до тела, несмотря на войлочный поддоспешник и рубаху. Да и поддоспешник, какой-то неправильный, натирал тело в самых неожиданных местах и нисколько не облегчал жизнь. Мучения усиливали и мешки с песком на груди и спине. Легкие поутру, к обеду они тянули к земле не слабее, чем целая телега с зерном. Вот и начались разговоры, дескать, хорошо им! В таком-то доспехе каждый бы смог!
Новики только ухмылялись – давно ли сами так же думали. И однажды перед утренней пробежкой, посмеиваясь, предложили самым сильным из учеников пробежаться разок в боевом снаряжении, пусть и без оружия. Все четверо «счастливчиков» попадали на землю в изнеможении уже на втором круге, после чего никто больше не рвался надеть на себя настоящую кованую кольчугу и шлем, начав, наконец, понимать, чего стоит та уверенная и вместе с тем легкая, почти скользящая над землей походка ратников и какими усилиями она далась.
– Дышишь, глазами лупаешь… – Одинца вывел из забытья чей-то насмешливый, но не злой, а скорее ободряющий голос; в своем непонятном обалдении Ефим не сразу узнал, кто это с ним говорит. – О! Все как у людей. Бывает…
Парень почувствовал, как мотнулась его голова от пощечины, и обожгло щеки. Мысли вроде как сразу прояснились.
– Во! Уже и соображать начал. Гляди, в порты напрудил. Значит, отошел почти.
Только сейчас Одинец понял, что над ним хлопочет дядька Игнат. И он сам уже не стоит на своих ногах, а лежит на травке. Неужто все ж таки сомлел и не заметил? Да еще и под себя отлил? А Игнат хлестал его по щекам, тормошил, насмешничал, хоть и не обидно совсем, скорее по-доброму.
– Давай-давай! Тебе раньше других подняться нужно, – продолжал ворковать Игнат. – Раненым или там убитым, это одно дело, а вот с мокрыми портами десятнику валяться никак невместно. Да и мне помощь требуется. Вставай, говорю! – рявкнул внезапно наставник над самым ухом.
Как же не хотелось вставать! Лежал бы и лежал… – и вдруг опомнился. Что значит, «десятнику невместно»?! Это же про него дядька Игнат сейчас так сказал!
Одинец начал подниматься и неожиданно почувствовал противную холодную мокроту: и впрямь в порты напустил. Стыдоба-то какая!
Кровь разом ударила в голову, прочищая мозги и заливая краской едва не все