Бешенство резко отпустило Чуму, как всегда перед схваткой, лицо слегка побледнело.
– Я… тебе… сына… доверил… а ты… что… сотворил? – Фаддей говорил почти спокойно, и именно это встревожило Луку и заставило подобраться.
– Ты что, рехнулся? Проспись… – Ничего не понимающий Лука не столько рассердился, сколько удивился – в чем дело? Не с чего вроде бы.
– Проспись?! – стол вместе со щами полетел в сторону, в глазах Фаддея вспыхнули факелы, и борода Говоруна повстречалась с его кулаком.
Нога Луки воткнулась в живот Чумы. Фаддей с трудом выдохнул, но устоял, несмотря на темные пятна, которыми отчего-то пошло все вокруг.
Однако в избу уже ввалился Тихон с тремя дюжими парнями, родичами десятника. Четверо на одного – это много. В тесной горнице такое не под силу даже Андрюхе Немому.
– Не бить! – из-за опрокинутого стола поднимался Лука. – Охолонится, поговорим. А сейчас за ворота его!
Во дворе Чуму отпустили: негоже ратника, как собаку, пинком со двора вышвыривать. Сам уйдет. Фаддей передернул плечами, потер живот – здорово лягается десятник, редька едкая.
Вот тут-то он и увидел под навесом на лавке меч. Тот самый. Рядом подпилок. И ремешки на рукояти наполовину расплетены. Чума даже застонал от бессилия и злости: «Ну, не уроды ли?! Ну, ладно, сопляк этот, понятно… Но как Лука допустил?!»
Нельзя в чужом доме хозяину зла желать. Не по обычаю это, не по-людски. В воротах можно. Вот там и высказал:
– Ничего, Тишка, передай Луке: сочтемся!
Теперь домой. Чума запоздало обругал себя: «Вот же дурень! Надо бы сначала узнать, что с сыном!»
Он уже подходил к своему подворью, когда сзади окликнули:
– Ну, и долго ты еще Луке в рот смотреть будешь?
За спиной стояли Егор с Фомой.
– Я-то? Я сам себе печка в избе! – не хотелось Фаддею сейчас ни с кем беседы вести, а уж с двумя десятниками тем более. – А Лука… Не тому он на ногу наступил. Только эт мое дело. Вам-то что?
«Не до них сейчас. Домой надо, узнать, что там с Веденей. Но и просто так уйти нельзя – десятники, чтоб их…»
– Торопишься? – вступил в разговор Егор, слегка отодвигая в сторону Фому; покивал сочувственно. – Слышали мы о твоей беде. Пошли, нам по пути – по дороге поговорим.
До дома Фаддея идти совсем немного оставалось, но попутчикам хватило времени, чтобы пригласить Чуму заглянуть, как освободится, к Фоме на разговор.
– Ты, Фаддей, не ерепенься. С добром к тебе. Не только твою мозоль Лука с Корнеем каблуком прижали. Так что приходи, поговорим, – уже у ворот закончил Фома. – Есть о чем.
Во дворе, на куче ошкуренных бревен расположилась Снежанка с какими-то горшочками и туесочками, а рядом с ней, полыхая кумачовыми ушами, пристроился соседский Федька. Девчушка, сама с припухшим носом и хорошим синяком под глазом, чем-то мазала ему сбитые в кровь костяшки на руках и, подражая Настене, беседующей с болящими, выговаривала за неосторожность. Чума по резкому запаху узнал целебную мазь – сколько раз самого