– Мы французы, – с участием указала на сидящих за столом Бетрис, – Мы французы говорим! Если женщина не сдается, тогда она побеждает!
Сидящие за столом удовлетворенно закивали и подняли бокалы, но Бетрис хлопнула ладонью по столику, призывая соблюдать тишину, и продолжила фразу, – А если она сдается… Тогда диктует условия победителю!
И мы выпили за эту древнюю французскую мудрость.
– Я знаю, что мы сделаем! – вдруг сорвалась с места Мария, – Официант! Le garcon! Encore la fauve pour la toilsome petite table! (Официант! Еще вина за третий столик!)
– Может уже хватит? – тревожно переглянулись мы с Бетрис, зная о полнейшей безбашенности подруги.
Официант ловко нарисовался с новой бутылкой вина.
– Еще что-нибудь? – безукоризненно вежливо спросил он.
– Да… – довольным голосом протянула Мария, – L'ami, chez notre amie le chagrin, l'a trahi l'aimé.
– Je regrette… – участливо посмотрел на меня официант.
– Tu peux aider ? – гипнотизировала официанта Мария.
– Moi à votre service… – кивнул парень.
– Se fais photographier avec elle pour que son garçon soit jaloux, – сладко улыбнулась испанка и официант снял бабочку.
– О чем они говорили? – с опаской спросила я, потому что поняла из всех французских фраз, что официант готов помочь и для этого он должен кого-то сфотографировать.
– Мари просила его сфотографировать с тобой на камеру телефона, чтобы твой Алекс ревновать! Идея отличная! – захлопала в ладоши Бетрис.
– Мне это не нужно! Стоп… – но мои возгласы не были услышаны. Меня сфотографировали с официантом.
После семи-двенадцати кадров Мари была удовлетворена результатом и умчалась куда-то.
Француженки отпустили официанта и попросили принести счет, потому что уже был объявлен мой рейс.
Мы выпили, потом еще немного… и еще.
– Надя! Остановись! – кричал мне внутренний голос, – Тебя не пустят пьяную в самолет… Самолет… О, ужас! Самолет… Как же я ненавижу самолеты!
– Время лететь! – запричитала Мария и срывающимся голосом принялась читать какие-то стихи на итальянском. Бетрис хотела поддержать порыв подруги и зачем-то принялась напевать Марсельезу.
– Что здесь происходит? – услышала я французскую речь. Около нашего столика стоял рассерженный Жак Мартен. Старший брат Бетрис.
– Жак! Жак, мой милый брат! – кинулась к нему на шею Бетрис, причитая на французском, – Она уезжает, Жак! Уезжает! Как же все быстро кончается!
Жак недоуменно посмотрел на меня. Я кивнула. Он хотел что-то сказать, но видимо не в силах был больше созерцать пьяную в стельку сестрицу.
– О Господи! – воскликнул он, и аккуратно подхватил на руки Бетрис, которая уже совершенно не держалась на ногах.
– Я пойду сама! – гордо заявила Мария на французском, которым владела в совершенстве. Сказав эту фразу, гордая итальянка зачем-то швырнула бокал в официанта (слава богу – не попала) и действительно пошла сама.
– Да замолчи же ты, Бетрис! Надъя, когда ты приедешь – обязательно позвони! – попросил Жак и ушел, унося пьяную сестру,