– Рациональное зерно в ваших рассуждениях есть, – сказал Берия, постукивая карандашом по столешнице. – Но отпуск в санатории для врагов народа, да ещё и семьями? Это уж слишком. К тому же, мы не можем ронять авторитет органов, оправдываясь перед заключёнными…
– Товарищ нарком, давайте смотреть правде в глаза, – сказал я устало. – НКВД расценивается сейчас вовсе не как правоохранительная организация, оплот правды и справедливости, чего мне очень бы хотелось, а как организация карательная, имеющая власть и силу и применяющая её, зачастую, произвольно. Мы ведём себя как в завоёванной стране, население которой надо скрутить в бараний рог, называя это борьбой с пережитками прошлого. Пора бы уж понять, что это наш народ, наша страна. Сильный, уверенный в себе человек, может признать свои ошибки и исправить их. Только ущербные люди упорствуют в заблуждениях, думая, что признание неправоты уронит их в глазах окружающих. Давайте уже добиваться, чтобы наш народ любил и уважал органы, видя в них своих защитников, а не боялся их. Сила в правде, а не наоборот.
Лаврентий Павлович встал, подошёл к окну, чуть отодвинув штору глянул на улицу и сказал.
– Хорошо. Сотрудники вашего КБ получат необходимый отдых. Надеюсь, и они и вы нас не подведёте.
– Товарищ Берия, это должно распространяться на всех людей, арестованных по моему делу. На того же военпреда капитана Бойко, например.
– Существует определённый порядок, заведённое дело должно быть расследовано. В отношении ваших конструкторов, ради решения поставленных партией задач, мы готовы сделать исключение. Но не более того. Считаю излишним.
– А я, наоборот, считаю необходимым, – твёрдо стоял я на своём.
– Почему?
– Потому,