Мужчин стали уводить дальше, в глубь леса, вблизи церкви все деревья уже были срублены. Они подолгу не возвращались, теперь только раз в день им разрешали перекусить и отдохнуть.
Пока мужчины трудились на лесоповале, женщины пытались организовать быт: им удалось выпросить у надсмотрщика котелок, корыто и мыло, они установили очередь на пользование этими немудрёными благами и занимались хозяйством, стирали детские вещички, варили похлёбку из воблы.
Внутренность пустынного здания ожила, наполнилась банными парами, запахом варева, гомоном ребятни и озабоченными голосами женщин, колдовавших над обедом: засохшую рыбу, превратившуюся в камень, сначала размачивали в воде, а потом варили.
Варёная вобла жутко пахла, но давала маломальский навар и соль, и от этого вонючая жидкость превращалась в съедобный бульон.
Здоровье Татьяны по-прежнему внушало опасение. Жар у неё спал, но сама она очень ослабла.
Вспоминая умершего сынишку, приходила в отчаяние и выла тихо, горько: так скулят собаки по умершим щенкам.
– Поплачь, поплачь, моя хорошая. Горе надо выплакать, – Евдокия гладила её по волосам, она ни на минуту не оставляла больную невестку.
– Ты искупай меня, Дуся, перед смертью.
– Тань, не думай о смерти! А помыть тебя, действительно, надо. Что же ты у нас после родов так и не очистилась? Я сейчас попрошу корыто, нагрею воду и искупаю тебя, может, и вся хворь выйдет, – сказала Евдокия.
– Ты, Дуся, передохни чуток, я сама нагрею воду, девочки за детьми приглядят. А потом вместе Таню искупаем, – предложила Лена.
– Спасибо, Леночка! Ты такая заботливая, добрая девочка.
– Дуся, я же вижу, ты все ночи не спишь, да и днём тебе отдыха нет. Поберегла бы ты себя. Мы ведь с тобой можем по очереди смотреть за Таней, – сказала Лена и обняла Евдокию за плечи.
От этого искреннего участия сердце Евдокии встрепенулось навстречу, как будто душа душе открылась, и она, уткнувшись в Леночкино плечо, расплакалась.
Никогда раньше женщины не были подругами, общались редко и мало, встречались только на семейных праздниках.
Леночка была самой молоденькой мамой в семье Просянкиных: Татьяне исполнилось тридцать четыре, Евдокии шёл тридцать третий год, а ей – девятнадцатый, совсем ещё девочка! Рядом с сыном и дочкой Леночка смотрелась старшей сестричкой.
Услужливая и вежливая, она старалась угодить всем Просянкиным, хотя уже целых пять лет официально носила их фамилию и была полноправным членом большой и дружной купеческой семьи.
Глава двенадцатая
Леночка
Лена появилась в их доме совершенно случайно.
Купцам Просянкиным требовалась помощница в магазин для мойки и уборки помещения.
И вдруг по объявлению пришла она: серьёзная, в берете и широком сером пальто, с коричневым, громоздким, фанерным чемоданом в руках.
– Здравствуйте! На работу принимаете?
– Принимаем,