Когда все закончилось, она не знала, сколько сейчас времени. Возможно, уже закат, а может быть, и ночь, хотя они зашли в эту комнату с восходом. Она провела рукой по интерфейсной поверхности на стене и вывела часы, удивившись, что сейчас всего лишь полдень. Неспешное времяпровождение не означало, что время невозможно было терять впустую. Разница между восхитительной томностью и бесконечной суетой заключалась в одном-двух часах. Ей казалось, что она провела здесь целый день.
Она поцеловала его там, где мочка уха соединялась с телом, и не спеша добралась до его губ. Он без суеты обнял ее, облекая в уже надетый на него балахон.
– Мне было очень хорошо, – сказала она.
– Мне тоже.
Они переплели пальцы. Они сняли белье с кровати, застелили новое, протерли все поверхности и включили воздухоочистители. Зеленая галочка загорелась на двери, подтверждая надлежащую уборку комнаты и адекватное ее состояние. Они ушли, держась за руки и неся в свободных руках мокрые простыни. Они спустили их в желоб для грязного белья, а потом отправились в конюшню, чтобы сделать себе новую одежду.
Хорошо, что совокупление не выбило их отношения из привычной колеи. В общем зале он обнимал ее и целовал в щеку вместо того, чтобы просто пожимать руку, а его друзья, которые, как ей казалось, состояли примерно в таких же отношениях, что и Лимпопо с Итакдалее, бросали на нее понимающие взгляды. Он не старался сделать так, чтобы все ее внимание при каждой встрече уделялось только ему, но и не относился к ней с намеренным пренебрежением. Спустя неделю они случайно встретились в коридоре и остановились поболтать. Он прислонился к стене и приложил к стене свою ладонь. Она поместила свою ладонь рядом, и он правильно понял намек, после чего они отправились на четвертый этаж, чтобы еще раз провести время в неспешных играх и удовольствии.
– Как тебе здесь? – спросила она во время одной из пауз.
Оказалось, что ему, если оценивать ситуацию в целом, неудобно.
– Если честно, я думаю, что это не мое. Мы ушли из дефолтного мира, потому что я хотел стать важной частью чего-то, а не просто неудобной избыточной трудовой единицей. Я понимаю, что могу здесь работать и на самом деле здесь много дел, но остается ощущение чего-то неестественного. На днях я полностью облажался с обработкой льна и испортил тридцать простыней. Система просто назначила кого-то еще на изготовление новых, а испорченные пропустила через обработчик сырья. Все настолько продуманно и безопасно, что совершенно не важно, чем именно я занимаюсь. Если бы я занимался полезным умственным трудом или же вообще ничего не делал – не было бы никакой разницы, как это видится здешней системе. Я знаю, что все это звучит эгоцентрично и упорото, но я хочу знать, что лично я являюсь важной частью этого мира. Если я завтра уйду, здесь совершенно ничего не поменяется.
Она