За оградой фабрики скрывался довольно обширный цех, состоящий из столярных, слесарных и швейных мастерских, с верстаками, станками и отходами производства. Длинный темный барак, разделенный на мужскую и женскую половины, очевидно, служил казармой для работников, а чуть поодаль от этих двух главных строений стоял кубический домик под железной крышей без окон – что-то вроде арсенала. На полу арсенала видны были следы растоптанного пороха, а под полом, в подвале, хранились бочки с горючей смесью, связанные пучки просмоленных факелов и ракеты, наподобие тех, что моряки пускают с палубы во время праздников и туманов.
«Я близок к цели, – подумал генерал, придерживая правой рукой шляпу, левой – шпагу, и взбираясь по крутым ступеням погреба. – Неужели у этих варваров хватило духа заранее обречь свою столицу на уничтожение в случае её падения? Если так, то они чудовища, и она герои».
–
Опечатайте этот подвал и приставьте к нему часового, – распорядился генерал. – Да не забудьте отобрать у него трубку.
–
Мой генерал, быстрее, это невероятно! – позвал его адъютант из-за большой земляной кучи, заросшей высоким бурьяном.
На убитой камнями просторной площадке возвышалось то, что более всего напоминало недостроенный памятник Левиафану или макет кашалота в натуральную величину.
Этот эллипс из досок, узкий возле хвоста, расширялся к переду наподобие лба и завершался чем-то вроде рыла. Поверху он был обит деревянными ребрами таким образом, чтобы каркас в точности сохранял все изгибы его формы, если сам корпус убрать. Это был как бы корабль, вывернутый рангоутом наизнанку.
–
Великолепно, – сказал генерал. – Теперь я выведу этих русских на чистую воду.
Постоянные войны почти выкосили мужское население села. Если после дополнительных рекрутских наборов здесь и завалялись более-менее боеспособные мужичишки, то их забрали в Московское ополчение. Во всем этом селе, недавно таком многолюдном, жандармам удалось насобирать всего двенадцать человек, включая трех беглых солдат, хоть как-то напоминающих злоумышленников. Между задержанными оказался и главный подозреваемый в убийстве французского часового. Он даже не пытался скрыться или уничтожить свою рубаху, покрытую, как сказано в протоколе, «обширными пятнами засохшей темно-красной жидкости, вероятно – крови».
Генерал посадил всех задержанных в казарму разгромленной фабрики и повел следствие по всем правилам юриспруденции, без всяких скидок на варварскую обстановку, как вел бы его во Франции и любой другой цивилизованной части света, без лишней жестокости и снисхождения.
Он сразу отпустил двух дезертиров, как только они