Вдруг, откуда ни возьмись, появилась Сонька. Принесла сахар, заварку, печенье и даже сырок плавленый. Тут и чайник весьма кстати закипел.
– Соня! Откуда богатство такое? Магазин грабанула?
– Да у больного одного попросила, из палаты Сергея Донатыча, он в туалет встал, а я тут как тут! Говорю, доктор наш голодный пришел, всю ночь раненых оперировал, даже не ужинал. Он мне и дал, что у самого было.
– Слушай, тебе бы не медсестрой, а снабженцем работать! Давай уж тогда бери кружку, вместе посидим.
– Доктор, а раненых много сегодня?
– Хватает. Чувствую, еще и завтра везти будут.
– А кто они, раненые эти? Как его… баркашовцы?
– Да какие еще баркашовцы, так, прохожие, зеваки. Поглазеть сдуру пришли, там их и подстрелили. А боевиков – тех наверняка в тюремном лазарете пользуют.
– Да что ж такое делается, в Москве по людям стреляют! Из танков стреляют!
– И не говори, – вяло соглашаюсь я. – А что там по телевизору показывали вечером?
– Так арестовали этих, и Руцкого, и Хасбулатова, в автобус посадили и увезли. А Белый дом как загорелся, так его, говорят, до сих пор потушить не могут. Зато к ночи ближе уже и стрелять перестали. Вот вы, доктор, когда сейчас шли, выстрелы слышали?
– Утром шел, палили вовсю, а сейчас вроде нет. Знаешь, когда на меня собаки налетели, я уж, честно говоря, не прислушивался! Ладно, Сонь, ты спать иди, спасибо за чай, я и сам скоро лягу. Ключ от двери оставь, хочу перед сном воздухом подышать. Как у нас, все спокойно? Послеоперационных перевязали? Виктор Андреевич где?
– Да вроде нормально, всех перевязали, а Виктор Андреевич третий час как отдыхает! – Сонька заговорщицки подмигнула и указательным пальцем погладила себя по горлу.
Хорошо, что Витя спит, а не колобродит, как обычно, а то мне урезонивать его совсем не хочется.
– Спокойной ночи, доктор!
– Никогда, слышишь, Сонька, никогда не желай спокойной ночи на дежурстве. Плохая примета!
На кухне грязной посуды – как после банкета на триста персон. Все потому, что буфетчица пьет уже второй месяц, а новую поди еще найди. А мне ведь завтра над этими тарелками и кастрюлями умываться.
Еще в начале сентября бригада больничных слесарей поснимала все рукомойники и унитазы для замены на новые. Только потом что-то у них случилось – то ли раковины и унитазы кончились, то ли их сперли, то ли деньги, на них выделенные, пропили. Во всяком случае, больше ни один слесарь у нас не появлялся, а умываться теперь можно лишь в кухне над цинковым корытом мойки. И унитаз остался один на два этажа, и это в урологическом отделении, слава которого гремела когда-то на всю Москву.
Ладно, нужно перекурить и двигать на боковую, пока есть такая возможность. Пойду-ка на улицу, хоть и начало октября, а день сегодня теплый был, да и ночь почти как в августе. И если бы не пальба да не собачки – тут у меня пробежал холодок по спине, – так вот, если бы не пальба и не