Вот Ваньку и стал каждую ноченьку понос прошибать… Припрется к рассвету, весь в земле (хоть и чистился перед тем, как вернуться, но видно ж было, все не счистишь). Плюхается спать, явно злющий: не дается ему клад, хоть ты тресни…
Один раз мы с Лехой не утерпели – люди вроде солидные, повоевавшие, а туда же, как мальчишки… Ночью тихонечко пошли за Ванькой – от дерева к дереву, перебежечкой, без шума… Вышли к фонтану. Он там, клоун наш, ям накопал штук десять. Представления не имею, по какой он такой собственной системе решал, где копать, но что-то же, видно, такое придумал…
Ну, что? Постояли за деревом близехонько, посмотрели, как он, скинувши гимнастерку, трудится, словно экскаваторщик-стахановец… РАННЯЯ ВЕСНА, ночи прохладные, а от него чуть не пар валит, пот в три ручья – ночи стояли лунные, хорошо видно. Цирк бесплатный, одним словом. Ухохотаться можно, как наш кладоискатель уродуется. Конечно, очень уж надолго мы там не задержались, скоро наскучило, отошли тихонечко и двинули спать, похохатывая меж собой.
Продолжалось это его дурацкое кладоискательство каждую ночь, как по часам, так примерно с неделю. А потом… Началось.
И смешно, и обидно… Мне как раз замечательный сон снился. Будто пришел я с войны, кончилась она наконец, и почему-то жарким летом, в какое и началась. Иду я, стоит моя Верочка в летнем платьице – аж зубы свело. Хватаю я ее в охапку, и начинаем мы друг другу радоваться, да так жизненно все, как наяву, и начинаем мы с ней уже проказничать, как на немецких открытках, вот надо же…
И тут-то будит меня Ванька Шушарин, чтоб ему… Когда окончательно проснулся и понял, что к чему, чуть не залепил ему сгоряча в ухо: вокруг тишина, никакой тревоги… Тут и Ленька Одессит проснулся, и Петрович. А надо сказать, что мы, когда стало известно, что батальон тут и расположится, проявили солдатскую смекалку: быстренько заняли втроем небольшую такую ванную, вовсе не роскошную, как другие, – начштаба, я краем уха слышал, говорил, что это наверняка для прислуги. Конечно, никаких там удобств, шинель подстелил, ею же и прикрылся, но лучше уж спать в комнатушке втроем, закрывши дверь, чем в каком-нибудь здешнем зале, где храпит чуть ли не рота. Кто храпит, кто орет во сне, то и дело через тебя ходят… На войне, конечно, сон каменный, и все равно, так оно было гораздо удобнее…
Дверь Ванька оставил открытой, видно в примыкающей комнате, что там темнотища, только лунный свет в окошко. Злость меня взяла нешуточная, и послал я Ваньку так раскудряво… А с него как с гуся вода. Аж приплясывает:
– Сержант! – Я тогда был сержантом, командиром отделения. – Надо немца брать!
Ленька