– Молодец, – сдержанно похвалил Ушаков. – А касаемо писания невнятного поясни – как оное дело нонче обстоит? Пошли на пользу отеческие наказания?
– Науку, коя носит название каллиграфия, я тоже превзойти сумел.
Ушаков довольно хлопнул в ладоши.
– Вот мы и проверим. А ну, садись за стол. Бери чистую бумажку из стопы. Вот тебе перо, вот чернильница.
– Что писать, ваша светлость? – спросил юноша, присев за широкий стол Ушакова и подвинув поближе письменные приборы.
– Пиши следующее: «Под страхом смертной казни обязуюсь содержать себя во всякой строгости и порядке. Об имеющихся в Тайной канцелярии делах, а именно, в какой они материи состоят, ни с кем разговоры иметь не буду и ни при каком виде никогда упоминать не стану. Обязуюсь содержать всё в высшем секрете, ни к каким взяткам ни под каким видом не касаться», – продиктовал Ушаков.
Иван старательно, без помарок, заскрипел остро отточенным пером. Закончив, приподнял голову.
– Ещё что написать?
– Дай бумагу, – протянул руку Ушаков.
Пробежался глазами по написанному, одобрительно кивнул и вернул листок Ивану.
– Ставь дату и подпись.
Не особо вдумываясь в сказанное Ушаковым, Иван поставил дату и аккуратно вывел свою подпись. Посыпал бумагу песочком, чтобы буквы не размазались, а потом тщательно смёл. Всё это время отец безмолвно наблюдал за действиями сына. Нижняя губа Егория Савелича дрожала.
Ушаков ещё раз ознакомился с написанным, похвалил Ивана за разборчивый почерк и сунул бумагу в верхний ящик письменного стола.
– Ну, Иван, сын Егориев, могу тебя поздравить с поступлением на службу. С сего дня зачисляю Ивана Савельева в штат Тайной канцелярии на должность копииста с положенным денежным жалованьем в сорок пять рублей в год, а это поболе, чем тебе бы в гвардиянусах платили. Кланяйся, невежа, – весело приказал Ушаков.
Однако первым к ногам всесильного главы Тайной канцелярии поклонился отец Ивана. Ошеломлённый столь неожиданным поворотом юноша замешкался, и тут же мощная отцовская длань легла ему на шею, заставляя согнуться чуть ли не в три погибели.
Глава 3
Чья-то рука прикоснулась к моему плечу, сжала, последовал резкий толчок. Чувствительный, было больно. Зачем? Что я сделал?
Толчок вырвал меня из иной реальности, кабинета Ушакова, папеньки… папеньки?!
– Иван, очнитесь. На сегодня хватит. Да просыпайтесь же!
– А?! Что?! – Я всё ещё не мог прийти в себя и ошеломлённо моргал, не понимая, что происходит.
Наконец, зрение сфокусировалось