Время, когда Лена росла, было тяжёлое, голодное. Продукты получали от работы в качестве «продуктовых заказов». Родители часто ссорились. Лена всегда боялась, когда слышала из своего уголка, где она спала за шкафом, что они ругаются. Обычно мама ругала папу, если он поздно приходил от своей сестры. «Как они относятся… Как ты к семье относишься? Кому она помогает?», – слышала Лена обрывки фраз, долетавшие до неё с маминым обиженным голосом. Лена боялась, что папа уйдёт, и молилась Г-споду, тайно в подушку, чтобы мама успокоилась и перестала бы говорить так плаксиво.
Её спасением были книги и море. Когда в школе не ладилось, и какой-нибудь дурацкий мальчишка обзывал её, или учительница выгоняла её из класса за нелицеприятные вопросы, она шла к морю и поверяла ему все свои неудачи. Оно было её другом, который всегда мог выслушать, и даже посоветовать. Просто надо было уметь сквозь шум волн услышать его советы.
Но главным советчиком и ответчиком была для неё книга. Лена рано научилась читать, и уже в четыре года читала вывески, поражая окружающих. Еще бы, пицкеле малая, а читает: «пиво-воды». Когда Лена ходила в первый класс, мама с папой допоздна работали.
Лена сидела одна дома и читала книжку про Ленина. Она хотела понять, почему он такой великий. Один отрывок из книжки она запомнила надолго, наверное, на всю жизнь. Когда мама Володи Ульянова моет его в четыре года, она вдруг замечает, что на нём нет крестика.
«Креста на нем нет», – как в народе говорят. Мама ему ничего не делает. Лена прочла это место, потом вернулась к нему ещё раз. Она не могла понять, чем ей мешает этот рассказ. Когда она стала старше, она пришла к убеждению, что это мама Володи виновата в том, во что он превратил страну. Надо было надавать по заднице, думала Лена. Если бы можно было вернуться в ту реальность, стать мамой Володи Ульянова, нашлёпать его как следует, чтобы не выбрасывал крестики, и этим спасти миллионы людей, спасти русскую культуру, да и евреев заодно! Желание спасать людей, с возрастом, росло и крепло в ней.
Когда в автомобильной катастрофе погибла его мать, улыбка сошла с его лица, и улыбки весны, окружавшие его, стали раздражать Бена. Он хотел увидеть маму во сне, поговорить с ней, но она не приходила. Он видел её иногда на улице, как будто она садится в машину, но, когда он подбегал к этому месту, машина уже уезжала вместе с «мамой». Он слышал её голос в шуме волн, когда сидел на берегу, или на крыше, как он любил, подставив лицо вечновесеннему ветру. Она не звала его, нет, но говорила ему, чтобы он не боялся смерти. «Смерти нет», – шептал ему ветер маминым голосом, – «есть только море».
Потом