И теперь я стал мучительно ждать, что она у меня вот-вот и одолжит рубль. Но она все не одалживала.
Тогда я об этом позабыл, и вот тут-то она как раз и одолжила.
У нас в колидоре
Я думал, опять угощение, но на этот раз Клавдия Ивановна попросила меня выйти в коридор.
– Выйдите, Толик, пожалуйста. Хочете посмотреть?
Я выхожу вслед за Клавдией Ивановной. Из двери, что напротив, приоткрыта щель.
– Вот, полюбуйтесь, Толик… все она… старая галоша…
На обшарпанных половицах груда битых стекляшек и наляпанные сгустки как будто свернувшейся крови. Рядом с ведром намотанная на швабру тряпка. Клавдия Ивановна собирает осколки и, разогнувшись, несет совок на кухню.
Старая галоша – это, значит, Наталья Михайловна. Наверно, ходила в овощной за томатной пастой и в темноте споткнулась. Наталье Михайловне восемьдесят один год. Она уже еле ползает.
У меня с Клавдией Ивановной договоренность: когда подходит моя очередь уборки, то я плачу четыре рубля, и Клавдия Ивановна убирает вместо меня. Эту цифру она мне предложила сама.
Клавдия Ивановна убирает и за Наталью Михайловну. Раньше она брала с нее три, но раз я согласился на четыре, то почему бы не взять четыре и с Натальи Михайловны.
Щель приоткрывается пошире, и Варвара Алексеевна, высунувшись, продолжает наблюдать. Клавдия Ивановна уже возвратилась и окунает тряпку в ведро.
С одной стороны, Варвара Алексеевна недовольна: слишком уж Клавдия Ивановна воспарила, шутка ли – целых четыре рубля! Но с другой – радостно стучит сердце: теперь Наталье Михайловне платить на рубль больше! А для нее это уже сумма.
Варвара Алексеевна желает поделиться своими чувствами. На ее губах блуждает восторженная улыбка.
– Это же надо?! Весь колидор обосрали!
Поединок
«Я толкаюсь возле подносов и, схватив пустую тарелку, пристраиваюсь в хвост очереди. Перед входом за барьер – миска с капустой. Зачерпнув, незаметно сворачиваю и, выбрав глазами столик, слежу…
Грузчики выпили компот и, поковырявшись в стаканах вилками, шумной ватагой направляются к выходу.
Я стремительно подскакиваю и, опережая уборщицу, ставлю тарелку на стол. Придвигаю остатки хлеба и…»
В это время из тамбура вдруг раздается удар, и в комнату – ну, вот, опять забыл защелкнуть задвижку! – со словами «Толик, одолжите до аванса два рубля…» просовывается голова Клавдии Ивановны.
Я смотрю на отпечатанные строчки и, оторвавшись от пишущей машинки, сжимаю у подбородка кулак.
Но Клавдия Ивановна не сдается. Она просовывается еще дальше и входит целиком. Чувствуется, что без двух рублей она отсюда уходить не собирается.
– До аванса… – еще раз повторяет Клавдия Ивановна и начинает осматривать в моей комнате вещи. Подходит ко мне ближе, и я невольно морщусь: от нее несет мочой. Клавдия Ивановна разглядывает гравюру: над проволокой через шлагбаум уносится