А причиной этой боязни была болезнь его старшего брата, царевича Ивана. Когда-то во младенчестве царевич Иван при купании в простом детском корыте вдруг поперхнулся, вдохнул водицы и чуть не захлебнулся. Разумеется, няньки его сразу откачали, уж они его блюли и были скоры. Но вот только царевич-то до конца так и не очухался. Опосля этого он сильно занемог, поговаривали, стал головой блаженный. Ну а юный Петрушенька, так его называла маменька, оказался свидетелем этого трагического происшествия, ведь они же с Иваном братья, всюду вместе были, и в купальне тоже. Вот Пётр и видел, что вода с его братом сделала, отчего и проявилась в нём такая боязнь воды.
Насколько эта история правдива, пока неизвестно, хотя старожилы тех лет клялись и божились, что всё так и было на самом деле. Впрочем, теперь это уже неважно, ведь впоследствии царь Пётр преодолел свою боязнь воды и возвёл нашу Отчизну в ранг самых величайших морских держав. Но вот как он преодолел эту роковую боязнь, весьма любопытно. На сей счёт имеется одна очень занимательная история, этакая загадочная версия, как раз о ней-то и пойдёт дальше речь. А начиналось всё в царской вотчине на Измайловском острове, что уютно расположился на Серебряно-Виноградном пруду в восточной части Москвы.
2
В те славные, далёкие времена Измайловский островок был облюбован молодой царицей, Натальей Кирилловной Нарышкиной, матушкой Петра I. С незапамятных лет эти места считались благословенными, а потому тогдашний государь Алексей Михайлович по прозвищу Тишайший, отец Петра I, пользовался ими, как семейным прибежищем. В связи, с чем здесь отстроили почти целый жилой городок, со своим посадом, хозяйственной частью, церквушкой, садовыми угодьями и даже рыболовной артелью.
Хотя это громко сказано – артелью, на самом деле рыбкой промышляли всего-то пару человек: бывший солдат Егор и его жена-солдатка. Они-то и ловили рыбу в пруду, что окружал остров. А почему бы и не ловить, ведь свежая рыбка к царскому столу всегда пригодится, отменная закуска. Да и царица, Наталья Кирилловна, её очень любила. Ну а уж Егор поставлял рыбку беспрестанно. Когда-то он исправно служил у царя Алексея Михайловича в охране, но по несчастью получил ранение. Царь же, зная его как честного воина, пригрел отставного солдата у себя и оставил на острове в качестве помощника царице.
И вот тут-то, на островке, Егор и познакомился со своей будущей женой. Было ему уже немало лет, далеко за тридцать, а потому медлить не стали и сразу свадебку сыграли. Так они и прижились подле царской семьи. А вскоре у них пополнение случилось, дочка появилась, назвали Дарьей, что означает излучающая свет. А так собственно оно и было, Дашенька стала для отца настоящим светом в окошке. Любил он её сверх всяких мер, просто безумно, но и дочка отвечала взаимностью. Росла Дарьюшка быстро и сделалась отцу надёжной помощницей.
Обычно девочки всё больше с матерями возятся, а Дашенька нет, прям так и льнёт к отцу. И на рыбалку с ним вместе, и в мастерской тоже рядом. Егор-то помимо всего ещё и умелым рукодельником был, особенно по части лодочного дела и рыболовных снастей. Ну и Дашенька естественно с ним так и росла. К восьми годкам все премудрости лодочного и рыбачьего мастерства знала. Могла и на веслах по пруду ходить, и под парусом. Отец её всему научил. Ну и разумеется матушка вместе с ними, на подхвате. Вот такая значится, рыбачья артель получилась.
Хотя кто-то скажет, ну подумаешь, чего там за артель-то, здесь и пруд маленький, и в посаде-то лишь одна царская семья с прислугой живёт, так что рыбки для них наловить труда не составит, запросто. Однако надо заметить, что и пруд тот, и рыбка в нём, со своими секретами были, особой хитростью наделены, и просто так улова здесь не взять. Как говорится – без труда не выловить и рыбки из пруда. Кстати, может с этих мест-то поговорка эта и пошла. А всё потому, что порой в непогоду на пруду такие волны дыбились, что и берег напрочь захлёстывали, и лодку влёгкую переворачивали. Так что не всё здесь просто.
Но как бы там ни было, а жизнь на острове била ключом, иначе говоря, бурлила и фонтанировала. Особенно летом, тогда уж народу собиралось немерено; и дворня, и прислуга шныряла туда-сюда. Мало того, что Наталья Кирилловна привозила с собой девок-служек, так ещё и юный царевич Петруша не обходился без сопровожатых дядек-нянек. Ему хоть и девятый годок пошёл, и он уже вроде вполне самостоятельный, но всё одно пригляда требовал. А то ведь не ровён час, какую плутню или переполох устроит. А уж он на них весьма горазд был.
То заберётся на дерево да в кроне за листвой спрячется, не видать его, а вся дворня по острову бегает-носится, ищет его, куда он подевался, уж не утоп ли, беспокоятся. А он сверху поглядывает да посмеивается. А бывало, пойдёт на кузню да полдня смотрит, как кузнец Додон с горном управляется, огонь в нём укрощает, металл до хруста закаляет. А царица Наталья Кирилловна опять с ума сходит, переживает, где-то её сынок слоняется, отчего к обеду не пожаловал. В общем, юный Петруша ещё тот оголец-пострелец был, доставлял забот. Отчего матушка его конечно бранила.
– Ну что же ты мне не говоришь, куда ходишь?… хоть бы предупреждал, касатик,… я же беспокоюсь, переживаю,… уйдёшь на весь день, убежишь неведомо куда, а я гадай, где ты, да что с тобой?…