– Живая? – Я мысленно повторяю вопрос за Леной.
– Нет.
Мы молчим. Я не верю сказанному. Лена, кажется, тоже. Это что-то из Хичкока. Три горячих тела на холодном бетоне здесь. Одно холодное – Машино – под яркими лучами майского солнца, там, на асфальте выезда из посёлка.
– Он вообще не должен был попасть. Пьяный. Ствол, наверное, первый раз в жизни держал. В меня в упор промазал. Три выстрела, один труп, одна контузия. Маша случайно на линии огня оказалась. Придурок, целился бы – не попал. А так всё быстро и нелепо… Двоих я уложил. Рыжего тоже нужно было, но не смог. Я его оглушил. У меня ПМ, он без сознания. Подло как-то…
– Подло – женщин убивать! – Не соглашается Лена.
– Я за ней, – пытаюсь подняться и вернуться в туннель. Но мозг не контролирует тело. Он и себя контролирует плохо, – она жива. Нужно только принести домой. И всё будет хорошо.
– Лежи.
– Он прав: нужно принести. – Лена говорит жёстко. Она уже приняла решение и никакими словами её не переубедить.– Даже, если она…
Лена не может сказать вслух «мертва». Пауза затягивается.
– Акрам её знает. Сразу поймёт, что есть выход из дома. – Лена говорит о том, о чём я даже не подумал.
– Сейчас, отдышусь немного и схожу. – Серёга всё понимает.
– Сходим. Один не донесёшь.
Лена права: я не знаю, как Серёга меня допёр, но с Машей проблем будет больше. Она после родов в солидности прибавила, а за полтора месяца безвылазного карантина, ещё килограмм на десть приросла. Я её на руках уже не ношу. Хотя любить меньше не стал. Но лучше любимую не носить, чем уронить.
– Ты здесь сиди. – Сергей слегка придавливает меня к стене, как бы обозначая место, с которого мне нельзя сходить. – Вас двоих мы точно не вытянем. Да, вот ещё что. Я здесь,– Серёга кладёт на стеллаж с продуктами пистолет, – оставлю оружие. На всякий случай. Там ещё три патрона.
– Забери. Тебе пригодится. – Мы оба понимаем, что я прав: я в бункере и оружие только по картинкам и кино знаю. А Серёге, боевому офицеру, пистолет даёт неограниченное превосходство над толпой необученных беспредельщиков.
– Без оружия справлюсь.
Я смотрю, как туннель сначала проглатывает друга, потом всасывает в серые сумерки фигуру Лены.
Одна ночь и от прежней жизни не осталось ничего. Я не знаю, где сын. Я не уверен, что жива жена. Нет гарантии, что смогут вернуться Серёга с Леной. Есть только четыре бетонных стены и маленькая надежда на то, что самое страшное не случилось. И, возможно, не случится.
Минуты тянуться бесконечно. Нет ничего хуже пассивного ожидания, когда развязка зависит не от тебя. Она может быть любой. И остаётся только принять её такой, какой она придёт.
Я ловлю себя на том, что Серёгино «нет» на вопрос жива ли Маша, прошло как-то мимо моих эмоций. Не потому, что Маша для меня ничего не значит. Ближе неё нет никого. Но Машу я знаю только живой и не представляю себе её без жизни. Как и не понимаю: можно ли жить без неё.
Смерть