Вскоре Устинов начал раздумывать о преемниках. Своих детей у него не было – архитектор втягивался в дело, которое он знал и делал лучше всего. Потому Александр вспомнил о средствах, которые граф пожертвовал в его собственный фонд. Узнал, возможно ли провести перепрофилирование преподавательского состава в колледже. Устроить это оказалось не так просто: какая—то часть учителей просто не соглашались с такими переменами, и, разворачиваясь, покидали город. Мало-помалу, уговор за уговором – и все оставшиеся смогли согласиться работать дальше на хороших условиях. Тут пригодились дипломатические навыки Сан Саныча.
В деле преподавания Устинов так же блестяще преуспевал, как и когда—то строил. Колледж оброс своей долей славы, из его стен почти каждый год выходили специалисты, наученные знающей рукой, впоследствии покидавшие городок в поисках лучшей жизни в тот же индустриальный Северный край, но в основном убывавших в Западную сторону, где местные компании испытывали в хороших строителях острую нужду. Некоторые ученики, познавшие суть идеи архитектуры, оставались в университете и преподавали вновь поступавшим студентам предметы. В отдаленном понимании можно было быть уверенным в том, что город будто бы обрел второе дыхание – новый смысл своего существования. Здесь круг замыкался, и, похоже, всех это устраивало.
Глава 9
Молчание между сидящими рядом длилось около минуты. Риму казалось, что он сейчас вот-вот уснет. Потом Сан Саныч начал:
– Черт, целое утро на взводе! Это ж надо было такому случиться!
– Ага, скверное утречко – пробудившись, небрежно протянул Рим. Был ли он готов разговаривать с человеком, которого он знает столько же, сколько дней в неделе? Да, Сан Саныч преподавал у них, но финальный учебный год начался только-только, три недели назад.
– Вы знаете, молодой человек – когда опаздываешь, для тебя перестают существовать видимые и невидимые границы. По большей части спешка – вина всем проблемам.
– Да уж, несетесь через дорогу, сломя голову, не замечая окружающего мира. Вам надо быть повнимательнее, так и лишиться жизни недолго. – Глаза слипались, и меньше всего Риму хотелось,