– Лета дождусь и в деревню уйду.
– В какую деревню?
– На Чумыш.
– Еще живых видел?
– Только собак и крыс.
– Много собак?
– Много.
– В чем-нибудь нуждаешься?
Мужик подумал пару минут, затем сказал неуверенно:
– Три патрона осталось всего.
– Патронами поделимся. Слушай, мы на Советской, 20, у паспортного. Знаешь где это?
Мужик кивнул.
– Если прижмет, приходи. Спросишь Леху или Саню.
Мужик снова кивнул. Я отсыпал ему пару десятков патронов, и он развернулся, чтобы уйти.
– И это. Как зовут тебя?
– Михаил.
– Вот и добре. Миш, не стреляй собак больше. Попробуй в какой-нибудь магазин пробраться.
Миша пожал плечами и двинулся дальше. Мы проводили его взглядами:
– Как думаешь, брат, а у него крыша не протекла случаем? Очень уж он неразговорчивый. И людям не рад.
– Мало ли что. Сам же слышал, он семью потерял.
– Я к тому, что ты его к нам позвал. Нужно ли?
– Сейчас каждый человек нужен, нам нужно становиться сильными. Ладно, поехали в ОРС…
Ворота на территорию ОРСа были закрыты и занесены снегом примерно наполовину, да и само одноэтажное здание почти скрылось за снежным бруствером. Что показательно, никаких следов пребывания человека видно не было.
– Что-то мне подсказывает, что ворота нам не откроют.
Брат ничего не ответил. Он привстал и внимательно вглядывался то ли в здание, то ли в идеально ровный сугроб, за которым оно пряталось.
– Гляди, курит боец. Курит, засранец. Нету на него нашего взводного. Тот за такие залеты окурки о лоб тушил – еле слышно проговорил брат.
Я пригляделся и только сейчас заметил легкое облачко синеватого дымка от сигареты, висевшее над сугробом.
Леха гаркнул во всю мощь легких:
– Боец-боец, а мы тебя видим. Выходи давай, дело есть.
В ответ ни звука.
– Не вынуждай меня самого подходить. Я с тобой миндальничать не стану, сдам тебя начальству с потрохами, и всех делов.
Тишина, ни звука.
– Ну, как знаешь – брат аккуратно ступил на снег и сразу провалился по колено. – А знаешь, боец, я тебя сдавать не стану – зло произнес брат. – Я за каждый свой шаг в твою сторону буду тебя в душу бить.
Добравшись до ворот, брат вцепился в одну из труб, из которых ворота были собраны, и полез наверх. Из-за сугроба тут же раздалось грозное:
– Стой, кто идет!
– Я это, я, солдатик. Ты, главное, не уходи никуда, мне с тобой переведаться надо.
Над сугробом показалась голова в лихо заломленной на затылок шапке, а следом и ствол такой же, как у брата, «ксюхи». Румяный и с виду абсолютно деревенский паренек сурово насупил брови и сказал как мог строго:
– Еще движение, и стреляю на поражение.
Брат и не подумал останавливаться, только спросил весело:
– Эк ты в рифму высказался. Это тебя близкая расправа на лирический лад настроила или ты по жизни дурачок?
Я,