– Там видно будет.
– Пять минут, Леонид Львович, пять минут.
– Мухой давай.
Палыч со всех ног кинулся выполнять поручение.
– Водки и пожрать! – крикнул вдогонку Филимонов. Ногай и Забинтованный оживились.
– Что-то я засиделся. – Ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Витряков. Потянулся так, что захрустели кости, и полез из машины.
– Леня, ты куда?
– Пойду, облегчусь.
Ждать пришлось недолго. Палыч вернулся так быстро, словно вообще никуда не уходил.
– Домик, крайний у моря, – сложившись едва не пополам, доложил Палыч, передав Витрякову связку длинных ригельных ключей. – Постели я сухие застлал. Газовый котел включил. И два калорифера, чтобы вам зябко не показалось. Только, пока дом прогреется…
– Давай, – Витряков резким движением перехватил ключи.
– Кушать сейчас супруга приготовит, – еще ниже согнулся Палыч. – Через двадцать минут будет подано.
– Двадцать – пойдет. – Развернувшись, Витряков зашагал к крайнему домику.
Палыч нырнул в дом, где на кухне уже вовсю шипела полная мяса сковорода. Пожилая супруга Палыча, поднятая с постели, как солдат по тревоге, развернула кипучую деятельность. Пока поросятина покрывалась нежнейшей розовой корочкой, женщина нарезала кругляшками лук и потянулась за сыром.
– Как у тебя? – спросил Палыч, смахивая пот со лба. – Может, помочь чего?
– Справлюсь, – жена отложила терку и повернулась к плите. – Отбивные надо перевернуть. А то подгорят.
– Видела, кто прикатил?
– А как же, – женщина осенила себя крестом. – Ох, и боюсь я их.
Палыч кивнул. Тут их мнения совпадали. Жена уложила лук поверх отбивных, присыпала сверху сыром. – Майонез подай.
Палыч вынул из холодильника четыре двухсотграммовые банки «Провансаля», вооружился ключом:
– Все четыре открывать?
Жена сделала утвердительный жест.
– Девушка с ними, – проговорила женщина, накрывая сковородку крышкой и устанавливая конфорку на минимум. – Одна на четверых. Глазищи – перепуганные.
– Я ничего не видел, – потупился Палыч. – Не мое это, старуха, дело. Меньше знаешь – дольше живешь.
– И не мое тоже.
Витряков втолкнул Милу Сергеевну в гостиную и одним ловким движением сорвал плащ. Мила осталась совершенно голой. Дрожа всем телом, она попятилась от двери.
– Холодно, – ощерился Витряков. – Сейчас согреешься, б-дь на х…
– Леня? Ребята? Не надо. Ну, пожалуйста…
Филя заиграл желваками, не отрывая глаз от ее аккуратно подстриженного лобка. Ногай нервно захихикал и потер ладони. Дима Кашкет переминался с ноги на ногу, глядя в пол.
– Двигай, – Витряков показал на приоткрытую дверь в спальню.
– Пожалуйста…
– Пацаны, – начал Кашкет нерешительно. – Вы это…
Мила почувствовала, что он колеблется. И шагнула