– Что такое? – удивился Джо.
– Я еще дома не был. Подрался с Альбертом Муром.
– Ну ты даешь. Он очки снял?
– Нет, а что?
– За избиение очкарика можно в колонию загреметь. Слышь, мы, вообще-то, сейчас обедаем.
Бэзил уныло сидел в переулке на каком-то ящике, пока не прибежал Джо с новостями, достойными близких сумерек.
– Насчет игр на поцелуи – не знаю. Мама говорит, это глупости.
Перед Бэзилом еще маячил призрак исправительной колонии.
– Хоть бы она заболела, – рассеянно пробормотал он.
– Не смей так говорить про мою маму!
– А я что? Я хочу сказать – хоть бы ее сестра заболела, – спохватился Бэзил, – тогда бы твоя мама уехала к ней.
– Да я не против, – задумался Джо, – только чтоб не сильно.
– А в самом деле, нельзя позвонить твоей маме и сказать, что у нее сестра заболела?
– Ее сестра в Тонаванде живет. Если что – прислала бы телеграмму.
– Айда к Толстяку Палмеру – договоримся насчет телеграммы.
Сын квартального дворника, Толстяк Палмер, несколькими годами старше их, был рассыльным на почте; он курил и сквернословил. Доставлять фальшивую телеграмму он наотрез отказался, но за четвертак согласился раздобыть чистый бланк и поручить доставку одной из младших сестренок. Деньги на бочку, авансом.
– Постараюсь достать, – задумчиво сказал Бэзил.
Они поджидали его у многоквартирного дома, до которого было несколько кварталов ходу. Бэзил отсутствовал минут десять, а потом вышел с мученическим видом, раскрыл ладонь, где лежал четвертак, и присел на край тротуара, поджав губы и жестом попросив, чтобы его не трогали.
– Откуда деньги, Бэзил?
– От моей тетки, – с трудом выдавил он и добавил: – За яйцо.
– Да ты что?
– За сырое яйцо.
– Ты яйцами приторговываешь? – стал допытываться Толстяк Палмер. – Послушай, я знаю, где можно доставать…
Бэзил застонал:
– Мне пришлось выпить сырое яйцо. Она помешана на здоровом питании.
– Шальные деньги как с куста, – поразился Толстяк. – Я этих яиц выпил…
– Заткнись! – взмолился Бэзил, но было уже поздно.
Яйцо не пошло впрок – оно было тут же принесено в жертву любви.
II
На бланке Бэзил написал:
Заболела но не сильно выезжай немедленно любящая сестра
К четырем часам Бэзил еще не забыл, что у него, строго говоря, есть родители, но они уже остались далеко в прошлом. Кроме того, он знал, что согрешил, и, пока брел по аллее, безостановочно повторял молитву, надеясь получить в этой жизни прощение за очки Альберта Мура. Остальное можно было отложить до разоблачения, за которое он предпочел бы ответить после смерти.
В четыре часа они с Джо забились в шуноверовский чулан, чтобы хоть на