тебя, мой, милый друг найти. Не обессудь! Принимай гостя в объятья! Полез обниматься, готовый, уже расцеловать Гюго, тот его оттолкнул. Блондин обиженно, переходя на фальцет, крикнул, – Ах, ты, Стареющий мальчик! Проказник! Всё по девочкам ходок! Изображая из себя обиженного, он растянуто, на распев сказал, – Меня, Вы, Виктор разлюбили, уже, совсем и навсегда? Ах! Ах! Он приложил руку ко лбу, изображая свое расстройство, тут, же сняв руку, ревниво произнес, – Или на троих играешь? В упор, глядя на Гюго, рассмеявшись, спросил, – Рад? Где, же твоя новая пассия? Он посмотрел по сторонам. Словно, ища кого-то, сказал, – Я, хоть посмотрю! На кого, ты меня, мой, Великий Писака, променял? С прищуром, от чего у Гюго пробежал холодок внутри, въедливо произнес, – Признайся, как другу, где? Чтобы мне у тебя здесь не делать кавардак, не доводи ревнивца до безумия! Габи выслушавшая нечаянно пафосный монолог, явно уставшая от его трескотни, скорее женщины, нежели мужчины, больше не выдержала своего уединения, и смело вышла из-за ширмы. Изумленный мужчина, соизмеряя ту с ног до головы, произнес, – Ух, ты! Пардон, Мадам! Разводя руками в стороны, он обратился к другу, – Гюго! Да, ты у нас влюбился по уши! Он посмотрел внимательно на Габриэллу, с ехидством произнес, – Какие формы! С укором посмотрел на Гюго, рассматривая Габи и тут, же вскользь в адрес того, язвительно бросил, – Извращенец! Гость, сраженный своей догадкой, сделал взмах в сторону рукой, как курица, что несет яйца при нежелательных свидетелях, потом хватаясь ею за лоб, торопливо, вслух, ошеломленно произнес, – Подожди, подожди! Дай мне подумать! Так, так, так! Ты, что? Может, отцом хочешь стать без свидетелей? Он взял Гюго под руку, отвел в сторону, зло прошипел сквозь зубы, – Да, ты в своем уме? Она, же цыганка! Сдурел? Он, сверкая глазами, продолжил, – Да, за такие дела! Тебя общество и наше и ваше сожрет с потрохами! Уводя все далее в сторонку, наставляя, – Ну, пошалил бы и все! Шепотом произнес, – Умыл бы, как говорится, руки! Не в первой! Девчонка! Он оглянулся на Габи, вслух сказал, – Понимаю тебя. Смазливая! Ее породе! Подол задрать за золотой, тем более, ничего не стоит! Беря в оборот, вкрадчиво, добавил, – Одумайся! Рви концы! Гюго, же глядя на Габи, с терпимостью к другу, с мягкой улыбкой, язвительно сказал, – Андре! Не тебе судить меня, пошляк! Она не цыганка! Венгерка из Трансильвании! Он с презрением соизмерил его взглядом пылающим огнем, уничтожающе произнес, – Возьми себя в руки, как ревнивая баба! Сжигая взглядом, выпалил, – Улыбнись Даме! А то, забуду телесную и духовную с тобой близость! Андре в оцепенение взглянул на него и перевел мягкий взгляд на Габи, с нежностью, скорее от жалости к ней, сказал, – Дитя! Как Вас мне именовать? Габи насторожено приняла внимание к своей персоне, с дерзостью выпалили, – Габи! Андре, пережевывая, констатировал, – Габи? Странное имя для цыганки. Габи, с гордостью глядя в упор на него, отпарировала, – Я не цыганка! Я венгерка! И зовут меня Го-а-би! Андре, уже с любопытством допытывал, – И как, же Вас, милочка, занесло из Трансильвании в Париж? Габи соизмерив его взглядом, дерзко,
