Когда мать в присущей ей мелодраматической манере вечером рассказала дома, почему ее вызывали в школу, отец как-то хитро улыбнулся и, посмотрев на сына, изрек: «Так они же не во время урока целовались!». А потом вполне серьезным голосом, хотя все с той же бесовщинкой в глазах, добавил: «Сын, не думаю, что тебе надо рассказывать про птичек в парке. Просто помни, что в отношениях с женщинами всегда в ответе мужчина. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду». Мама, по-актерски возмущенно всплеснув руками, хотела было что-то сказать, но, видимо, осознав комичность всей ситуации и бессмысленность дальнейшего разговора, успокоилась. Так что дома эта история тоже не получила продолжения.
Когда отец говорил про птичек, он имел в виду популярный тогда, хотя и немного грубоватый, анекдот про то, как мать просит отца поговорить с повзрослевшим сыном «про это» и советует рассказать на примере птичек. А тот, уединившись с ним, говорит: «Ты помнишь, как мы с тобой ходили гулять в парк. Ты пошел налево с какой-то девушкой, а я с блондинкой направо. Помнишь, чем вы потом занимались? Так вот птички делают это точно также!» Смешно, конечно, но не очень правдиво. В те годы говорить «про это» было как-то не принято – ни дома, ни в школе. Андрей, как и многие его сверстники, были в этом вопросе очень наивными, и их познания о «половых отношениях» между мужчинами и женщинами были, мягко говоря, весьма ограничены.
В школе проблему полов, как будто речь шла о чем-то запредельно неприличным, старались обходить стороной, затрагивая вскользь лишь на уроках анатомии и биологии – те самые «пестики» и «тычинки». А на уроках анатомии, вызывая смешки учеников, преподаватели спешили поскорее проскочить «опасные» зоны человеческого организма, водя указкой по уродливому рисунку, изображающему алкоголично-синюшно-красного, будто только что освежеванного бесполого человека.
В лучшем случае слова «любовь», «чувства», отношения между мужчиной и женщиной звучали на уроках литературы, да и то мимоходом, чтобы не заострять на этом внимание подростков. Исключением, пожалуй, была лишь хрестоматийная Наташа Ростова, да и то ее восторженную инфантильность подавали с иронией как нечто вообще-то не совсем нормальное. Зато пушкинская Татьяна и ее письмо Онегину – пример «правильного» отношения молодой девушки к любви, поскольку ее единственным достоинством должно быть полное, практически монашеское целомудрие. А любая мысль об ином греховна и потому наказуема. Места для любовной лирики в программе почти не находилось. Школьников заставляли учить наизусть тома патриотических стихов. Но, вдалбливая им в голову