Жили мы с Педро тихо. В гости к нам редко кто заглядывал. Разве что соседи ближайшие заезжали по делам – долговязый герцог Лонгвиль, старый граф Вильруа со старухой графиней д'Андуэн, да еще дон Диего нет-нет да наведывался. Я с ним поладила. Он мне про королевский двор рассказывал, танцам обещал научить, советовал что модно, а что нет. Только сестер я сразу предупредила, чтобы держали с ним ухо востро, а когда застала его обнимающимся с Лизон в беседке, тут же отправила ее домой. Ему-то жизнь ей испортить легче легкого, а она, дуреха, что потом будет делать?!
Хозяйничать в таком большом и красивом замке мне страшно нравилось. Я развела везде цветы, велела посадить побольше деревьев. Земля хоть и похуже, чем у нас в Ла Курятнике, но зато красиво. Много речушек, мостов, каменных и деревянных, дома каменные, добротные, украшенные резьбой. Люди приветливые, любят в гости друг к другу ходить. Живут хорошо, зажиточно, но и работают много.
Фиона моя, правда, сердцем как прикипела к своим болотам, так и не жаловала никакие другие места. Поживет у меня и едет назад, в Чандос, потом заскучает одна и едет обратно. И так весь год. Сама я в Чандосе бывать стала редко, приезжала только, когда налоги надо было пэру отсылать да к ярмарке готовиться. Мои все у меня часто гостили: и мать, и братья, и отец, а сестры, так вообще, жили у нас, учились хорошим манерам.
Через полгода после свадьбы мы с Педро совершили паломничество в монастырь святой Женевьевы, что в Граэре, просили ее ниспослать нам дитя. Фиона тогда сказала, что дети не от молитв рождаются, и зря я за старика замуж пошла, мне другого надо бы, помоложе да погорячее. Я просила ее дать мне средство, что помогает для зачатия, только она отказалась, сказала, вмешиваться не будет, и пусть все случится по воле божьей. А уж Фиона, когда заупрямится, ее с места не сдвинешь.
А как у Жака родился сын, так Педро и вовсе покой потерял. Каждый день спрашивал о моем здоровье. Мы даже ребенка к себе взяли, говорят ведь, что если в доме ребенок, хозяйка и сама скорее понесет.
На второй год нашей женитьбы Педро смирился и сказал, что, если за все его тяжкие прегрешения Господь не дал ему продолжить род, то он увековечит свое имя богоугодным делом, выстроив большую, красивую церковь.
Эта стройка его и доконала. Он так рьяно взялся за дело, что дома почти перестал бывать. Все искал камень получше, плиты побольше, лично ездил нанимать самых искусных резчиков, заказывать статуи для фасада.
В дороге он простудился. Побыл малость дома, отваров попил и опять отправился смотреть, как идет строительство. А зимой, после такой поездки, Педро слег. Мы с Фионой лечили его, как могли. Потом приехали дон Алонсо с доном Диего и привезли лекаря. Ясное дело, мне они не доверяли, хотели проверить, не пытаюсь ли я отправить супруга на тот свет. Лекарь попался толковый, в травах разбирался, они с Фионой понимали друг друга с полуслова. Он подтвердил, что Педро нежилец.
Педро и сам скоро это понял. Позвал к себе племянников и о чем-то с ними говорил.