– Не надо… – раздался тихий голос. – Пожалуйста, не надо!
Все лица обратились к мальчику лет восьми, в глазах которого читался страх. Он спрятался за матерью и весь дрожал от увиденного. Крик молодого палестинца напугал его.
– Ты пожалел его. У тебя доброе сердце, – задумчиво сказал Владимир. – Но что ты видишь? Он плачет. Думаешь, он раскаялся? Нет. Это слезы стыда. А трясет его от злобы и ненависти. Мог бы он сейчас подняться, то подбежал бы и вонзил в меня свой нож. Ой, забыл! Ножа-то и нет! Чем же он меня убить-то хотел? – он наклонил голову, посмотрел на лежавшего у его ног араба и удивленно воскликнул:
– Руками! Вот чудак-то! Так перестань ныть! Ты пугаешь детей! – спокойно произнёс русский.
Молодой мужчина сел, не произнеся ни звука. Лицо его скорчилось, словно его заставили съесть лимон.
– Я накажу его, – продолжил слепой, обращаясь к мальчугану. – Но он не будет мучиться от боли. Не бойся!
Владимир приосанился, завёл одну руку за спину и торжественно произнёс:
– Этот человек, нарушивший Закон Божий, заслуживает наказания. М-м-м… – он задумчиво почесал подбородок. – Как нам его наказать?.. Поганый язык должен перестать произносить речи – это понятно! Руку нужно тоже наказать. Только вот жену и двух ребятишек жалко! Не будет он работать – они могут пасть в грех, начать воровать. Нельзя толкать на нарушение заповедей. Хм! Хм… Так кем же ты у нас работаешь? Строителем. Ох-хо! Руки-то нужны! Ну, ладно! За неделю ничего не случится! Отпуск возьмешь. Итак, пусть отсохнет язык твой, оскорбляющий говорящего от имени Бога! Ну и пусть отсохнет рука на недельку! Не будем жестокими! – на секунду он задумался. – Или всё-таки подольше?
Лиза, оправившись от испуга, стала рассматривать толпу, собравшуюся за их спиной. Здесь было много женщин с покрытыми головами, бородатых мужчин, стариков, босоногих детей. Одно лицо выделялось своей белизной. Лиза прищурилась и посмотрела на незнакомую блондинку. Брови ее стали медленно приподниматься.
– Снова эта немка с кольцами в носу и цветным тату по всей руке! Что ей надо? И почему она за нами ходит? – недовольно подумала Лиза и перевела взгляд на Владимира.
Тот задумчиво, склонив голову набок, рассматривал несчастного, который, подхватив здоровой кистью обвисшую, словно плеть, руку, тихонечко выл.
– Интересно, – протянул Владимир, – Вот теперь это настоящие слезы! Но это не слезы раскаяния – это слезы жалости к себе. Себя родненького жалко стало! Ой, как жалко стало! А где сожаление о содеянном? Где? Нет-нет, ты должен осознать, что здесь произошло! Ты наказан до тех пор, пока твои слезы покаяния и смирения не растрогают маленького мальчика. Одного-единственного! Больного телом, но сильного духом! И только его молитва исцелит тебя! И вот тогда оживёт рука твоя!
– Машины уберите! –