– По-моему, ты слишком категоричен, – возразил Мелехов, – Нужно не запрещать, а просто четко регламентировать и отслеживать, что они смотрят. По крайней мере, когда моя Полинка подрастет, я именно так и буду делать.
– Это не выход. Дети есть дети. Все равно, когда тебя нет дома, они будут смотреть что захотят, – авторитетно заявил Фелюрин, так как борьбу за мозги своих детей, не смотря на все ухищрения, телевидению он уже начисто проиграл, – Тут надо кардинально все решать. Самое-то обидное, что у телевидения, кино, газет, радио и всего остального, что влияет на массовое сознание и культуру целой нации, имеется потрясающий ресурс в области развития, образования, воспитания, прививания вечных ценностей, таких как честь, порядочность, дружба, любовь, благородство и так далее. Но вместо того, чтобы развивать и окультуривать одну шестую часть суши, все, кто это мог бы делать, творят вещи прямо противоположные, которые, в конечном счете, ведут к деградации, обыдлению и превращению целой нации в животных.
– Печальные картины ты, Александр Викторович, рисуешь, а главное, я никаких выходов из этого всего не вижу. То о чем ты говоришь, должны понимать все, ну если не все, то многие. Но все дело в том, что большинство не в состоянии осознать то, что происходит, а те, кто это осознает, например как ты, как я, они не в силах повлиять на эти процессы, – совершенно спокойно, словно подводя итог всей беседе, сказал Мелехов.
– Вот тут, Саня, ты как раз ошибаешься, – оживился Фелюрин, – У этой проблемы есть корень, причина. Я не спроста перечислял твои коллекции, упоминал о твоем образовании и вкусе. Понимаешь, все дети, ну или почти все, рождаются одинаковыми. Кто-то в большей степени, а кто-то в меньшей, но все способны развиваться. Просто одним сопутствует удача, а другим нет. У одних, как у тебя, есть любящие и заботливые родители, которые с пеленок занимались тобой, воспитывали и развивали. У тебя было нормальное детство, веселая юность, ты смог реализоваться в зрелом возрасте, понимаешь?
– Нет, – искренне ответил Мелехов и замахнул очередную рюмку коньяка. Только после нее он почувствовал, как тепло разлилось по его телу, а вместе с тем ощутил бодрость и легкое головокружение: «Ну, наконец-то!», – обрадовался он тому, что коньяк его все таки зацепил и развалился поудобней в своем кресле.
– Хорошо, постараюсь выразиться яснее, – сказал Фелюрин и, сморщив свой высокий лоб от усердия, сдвинулся на край кресла, – Понимаешь, Вова, все рождаются практически одинаковыми, если не брать генетику, плохую наследственность, патологии и прочие тонкости. Просто одними детьми занимаются, а другими нет. Одних воспитывают и развивают, а других нет и потом, когда они вырастают, одни с сформированным мировоззрением идут учиться в институт, и устраивают свою жизнь, а другие воруют, садятся в тюрьму, идут на панель, живут, как перекати поле, но понимаешь, в том, что они становятся проститутками, ворами или бомжами, они не виноваты. Они заблудшие души. Понимаешь? Ими никто