Взгляд дрогнул, и мысленный взор обернулся в прошлое. В те дни, когда отрываясь от домашнего задания, гладя кота, он смотрел за окно, мечтая поскорее удрать на футбольное поле. Яркая зелень, освещённая клонящимся к закату солнцем, немногочисленные пушинки уже отцветшего тополя, возгласы товарищей по двору, запах хлеба из пекарни, шаги и негромкие разговоры родителей, то и дело прерывающиеся на весёлый смех.
Перекинутая через плечо, длинная, жилистая рука похлопала по груди. Хмыкнув, не понимая на что можно смотреть, когда вокруг ходят такие женщины, чувствуя, что родственник нуждается в помощи, отец протянул руку с несколькими таблетками. Тяжело дыша, с трудом сдерживаясь от того чтобы не взяться за маску, увидев другой путь, сын без промедления ступил на него. Одобрительно гыкнув, отец снова похлопал его по груди, и с чувством выполненного долга, направился вслед за красивой, полуголой мадам.
Усевшись в небольшое кресло, вынесенное из какой-то больницы, парень откинулся на спинку, с нетерпением ожидая, когда отступят все печали. Первым что он заметил, стала перенастройка яркости. Тёмное, погрузилось в непроглядный мрак, а светлое, начало слепить. Обмякшие конечности, потеряв вес, слились с креслом в единое целое. Одежда, неподъёмно отяжелев, мешала сделать новый вдох. Всё стало невообразимо чётким и контрастным…
Лучше не становилось. Он по прежнему чувствовал давящую и терзающую… Мерзкую и удручающую… Щемящую сердце от безвыходности и бессилия… Всё светлое, стало слепяще ярким, тёмное, непроглядно чёрным. Отчий дом, путь к которому уже не найти, покрылся гарью и копотью бесчисленных пожаров. Родной батальон, разбитый и рассеянный без помощи врага, улёгся спать, укрывшись одеялами из дёрна и опавшей листвы. Долгие дни скитаний, слились в цепь однообразных дней, голода и холода, сырости и усталости. Заветная встреча с тем, кто в своём отчаянье, принял его за своего потерянного сына. Ставшая концом его совести, и началом новой жизни, в которой он снова был кому-то не безразличен.
Невыносимое одиночество, скорбь утраты собственного я, отрезанного сиюминутным желанием облегчения, страх того, что обман может быть раскрыт… Конвульсивно обхватив голову, съёжившись в кресле, ослеплённый разноцветными бликами гирлянд, он застонал, невнятное.
– Некуда бежать, нигде не спрятаться.
Один за другим, гости превращались в мутировавших волков, из какого-то полузабытого фильма. Скалящиеся, рычащие, зыркающие блестящими глазами, твари желали его смерти. Лучи переливающихся гирлянд, начали обжигать кожу, но стоит встать с медицинского кресла, тут же попадёшь в звериные пасти.
Вспышками, в памяти возникали давно забытые образы. Лица людей, при виде которых сжимались кулаки или появлялась слеза. Дрожь от катящихся мимо танков, запах тлена в брошенной избе, жар костра в долгую ночь, давление объятий и боль в саднённых ладонях.
Широко раскрытые глаза увлажнились, истекая слезами.