Об этом они и спорили. Придя наконец к согласию интересов и выяснив, что Илюша попросту помогал укрывать папу и нащупал чекушку в кармане его куртки, братья стали открывать.
Алёша крепко держал бутылку, а Илья, нависая со своего этажа, выворачивал изо всех сил крышку, и когда она поддалась, оба так дёрнулись, что чуть не уронили запретный сосуд. Жидкости в нём было на донышке и они условились сделать по глотку.
Первым, как и обычно, свой ход сделал Илья. Он смело взялся за горлышко и понюхал отвратительное пойло. Прежде чем пить, дал понюхать и брату. Вместе они, со сморщенными лицами, не видя друг друга но в унисон задумались и снова стали спорить.
В пылу спора Илюша наконец сделал резкий глоток, пролив на себя и ещё на постель. Вся комната наполнилась горьким ароматом алкоголя, а в Илье, поперхнувшемся второпях, собирался вулкан. Он сдерживал кашель целую вечную секунду и взорвался им, перебудив, наверное, всех соседей, но только не брата, на счастье.
В бутылке не осталось ничего. Илья мгновенно почувствовал неладное в голове, его глаза стали плавать а в голодном желудке горело что-то и жгло его внутренности. Он рассказывал ощущения брату и, когда хорошенько улёгся, испугался, что не только его глаза, а уже он сам летит куда-то и вот-вот упадёт с кровати.
Алёша хорошенько всё запоминал и пытался представить себе ощущения брата. Он не испытал досады но получил облегчение оттого, что ему не придётся пробовать, хоть и переживал за Илью. Но и его переживаниям скоро пришёл конец, потому что брат спустя некоторое время перестал отвечать на зов, вернее отвечал, но уже что-то такое, что обычно отвечает отец, когда мерзко пахнет водкой лёжа на полу в прихожей. Алёша знал по опыту что к утру всё пройдёт и тоже уснул, совсем забыв, что в руках его брата так и находилась опустошённая чекушка, источающая зловоние.
Примерно в то же время Саша, лёжа на боку у себя в постели и глядя в стену, никак не мог уснуть. Его поглотили мысли о той паре, пробежавшей мимо него сегодня. «Влюблённые… – думал он. – Мне этого хочется, хочется влюбиться. Почему же я до сих пор не влюблялся? Я чёрств? Я корка серого хлеба? Высохшая горбушка? – он ворочался и безрезультатно подтыкал одеяло, которое, как ему казалось, продувало брешь в его спокойствии, открываясь то тут то там. – Я очень даже умею любить. Особенно знаю, что умею глазами. Я не зачерствел после того, конечно нет. Я только забыл. Забыл себя и, наверное, в этом забытьи и прожил последние годы, а теперь я из него выхожу, – он в очередной раз перевернулся и увидел сопящего Самуила, который, как подумалось Саше, не спит а только притворяется. – Благодаря этому вот кадру не в последнюю очередь, – он высунул из под покрывала палец и сам для себя показал в сторону друга. – Он всё же меня растормошил сегодня. Страшно его слушать, особенно когда стараешься верить в какую-то отличную от его собственной цель – вот в любовь, например».
Саша снова перевернулся и старательно сморщил веки