Будто бы в противовес земной скорбной юдоли, небеса безмятежны и спокойны. Самая страшная гроза здесь едва ли сравнится с залпом артиллерии, со взрывом гранат и рычанием танков, с криками боли умирающих.
«Люди поднялись в воздух, и теперь взрывы и стрёкот пулемёта можно услышать даже в небе. Мы уродуем всё, чего касаемся».
Показался далёкий родной берег. Я тяжело вздохнул, взялся покрепче за штурвал и начал медленно снижаться.
>>>
Три часа я плясал в небе над Провансом.
Зайти удалось незамеченным, достаточно было снизиться и не дать себя обнаружить. Хороший знак, но это не значит, что через десять или двадцать минут на охоту не бросятся «Фокке-Вульф», или пространство не заполнит чернильный кашель зенитных башен.
Мне страшно, но вместе с тем я чувствую, что зрение становится острее, дыхание выравнивается. Уверенный стук сердца заглушает рёв мотора, и я поднимаюсь выше, чтобы сделать первый снимок.
Гренобль выглядит мирным и спящим. Раннее утро. С такой высоты я не вижу ни чёрных военных шеренг, ни уродливых квадратов танков. Жителей, впрочем, тоже. Командование интересует численность врага и расположение укреплений. Вот я спускаюсь ниже, в глаза бросаются несколько сожранных огнём зданий. Миг, и это зрелище исчезает навсегда.
Немецкие войска в городе. Под технику отвели большое поле некогда, наверное, засеянное пшеницей. Щелчок камеры. Ещё один. Я чувствую их внутренностями, словно раскалённая игла касается изнанки сердца. Несколько чёрных точек, стоящих по периметру поля, начинают двигаться. Заметили. Рано или поздно всегда замечают.
Начинается чехарда. Игра не на жизнь. Одиночка против десятка вод. Я недостижим для большинства из них, а они все как на ладони. Набираю высоту, ложусь на курс к Шамбери. Нужно торопиться. «Лайтнинг» – манёвренная машина, юркая. Не зря её так прозвали. Выжимаю из мотора максимум, стрелки на приборах приближаются к красной зоне, но пока что не пересекают границу, за которой опасность вырастет многократно.
Перед внутренним взором появляются картины: солдаты, увидевшие вражеский самолёт, докладывают старшим по званию. Депеши стремительно отправляются в оперативный штаб, откуда в течение минуты-двух приходит ответ. Протяжный сигнал тревоги сотрясает окрестности баз и орудий, люди занимают положенные места. Мне кажется, я даже могу представить, как они выглядят. В серой форме, измученные напряжением войны, с тёмными кругами под глазами, такими же, как и у меня, оторванные от утренних процедур и простых дел, из которых состоит жизнь. Сейчас им предстоит убить человека, одного единственного человека, который не пытается убить их. Это не защита, в прямом смысле слова. Но ведь я разведчик, информация, полученная мной, склонит чашу весов и поможет сохранить жизнь англичанам, французам, американцам, ценой жизни немцев.
Если взглянуть здраво, в любом случае люди погибнут. Этого мне не изменить.
В Шамбери