– Ну что, еще пойдешь… -спросил он у меня.
– Пойду… -на девочку я уже запал.
Но ходить в самоволки, для меня было гораздо опаснее, чем Андрюхе, проверка могла быть и ночью.
Все же сходил еще несколько раз, пока окончательно не спалился.
Вернувшись в четыре утра и залезши через предварительно оставленное открытым окно, я напоролся на нашего старшину.
– Ну и где был Мазаев, опять по бабам?
– Никак нет, товарищ старшина, в соседней части кино смотрел.
– И как кино называется?
Я ляпнул первое попавшее.
– Не догонишь, товарищ старшина.
– Как видишь Мазаев, догнал.
– О, от тебя еще и водочкой попахивает, пойдем ка на губу дружок.
– Права не имеете товарищ старшина, не в вашей это власти, должность не позволяет.
Старшина взъярился.
– Должность, я те покажу должность.
Он набрал дежурного по части, и через сорок минут, я уже был на гарнизонной гауптвахте, в одиночной камере, потому как, секретчик.
Короче, пятнадцать суток схлопотал, но отсидел меньше, вскрыв ломом, еще с одним таким же сидельцем, откуда-то доставленный немецкий сейф для начальника гауптвахты.
Через десять дней, тот же старшина забрал меня с губы и отвез снова на КП, лафа моя закончилась.
– Ну что, Мазаев, не я ли тебе говорил, не оступись… -приветствовал меня комвзвода Шабалин.
Возразить было нечего.
Заодно еще сняли сержантские погоны, короче, наказали по полной.
Я и не переживал по этому поводу, я же дед по армейским меркам, и лычки сержантские мне до лампочки.
Больше беспокоила Ира, скажет вот, бросил.
Но ей обо мне все рассказал Андрюха, передав весточку от нее, через того же Шабалина.
– Удивляюсь я тебе Мазаев, когда ты их находить успеваешь… -сказал взводный передавая мне записку от Иры.
– Пойдешь в самоволку, сошлю на Тукумский лесоповал, как Гоманчука, ты меня понял Кирилл?
– Понял, Алексей Михайлович.
Кстати, Тукумский лесоповал, был как бы вроде местного дизбата, и попадали туда те, для кого дизбат много, а губа мало.
Гоманчук влетел туда на три месяца, за то, что чуть по пьянке не пристрелил нашу «целку» Лебедева.
– Увольнительную дайте, надо очень.
– Чего-о, приспичило что ли Мазаев, да ты охренел, всего полмесяца как с губы, а ему увольнительную.
– Не приспичило, Алексей Михайлович, ехать надо, в больнице она.
Взводный недоверчиво взял мою записку, перечитал.
– Пошли, иди переодевайся, к вечернему построению, чтоб как штык обратно.
– Не пойму, угомонился что ли ты Мазаев, так серьезно за девушку переживаешь?
– Так точно, угомонился, товарищ старший лейтенант.
– Да ладно тебе, Кирилл, иди к старшине, пусть выдаст форму, а я пока увольнительную напишу.
Я пошел к старшине, попросил форму.
– Зачем?
– Для увольнительной.
– Для,