Институциональные преобразования должны базироваться на уже сформировавшихся неформальных правилах экономического поведения, законодательно закрепляя и снабжая эффективными механизмами реализации выгодные государству и обществу компоненты и подавляя негативные жесткими мерами и организованной на всех уровнях от СМИ до ассоциаций, гильдий и клубов системой информационно-этического давления.
При проведении реформ почему-то не учитывалось, что введение пусть даже верных формальных юридических законов и норм не решает проблемы организации новой экономической системы. Суть дела в том, что экономические институты, определяющие эффективность системы, включают в себя помимо формального права массу неформальных правил, обычаев и традиций, определяющих функционирование экономики. Экономические институты не могут меняться по мановению руки, и именно они создают определенную инерционность и генетическую преемственность экономических систем.
В нашей стране исторически сложился огромный бюджетно ориентированный сектор экономики, включающий оборонный комплекс, науку, образование.
Проводившиеся под ультралиберальными знаменами реформы 90-х годов были ориентированы на вывод государства из сферы экономической деятельности, и в этом плане они удались. Однако широкомасштабная приватизация не привела к желаемому росту эффективности экономики.
Важно подчеркнуть, что либеральная экономика – политическое направление в США, Великобритании и других западных странах – опирается на многовековые твердо закрепленные на уровне национальных характеров социально-экономические институты, пронизывающие все ветви власти, определяющие специфическую модель экономического поведения и берущие свои истоки в индивидуалистическом мировосприятии и протестантской религиозной традиции.
С позиций эволюционно-институциональной экономической теории определенные неудачи российских реформ были во многом обусловлены несоответствием их направленности сложившейся в царской, а затем и в Советской России системе институтов, всегда базировавшихся на идее государственности и общепринятом коллективистском мировосприятии, корни которого еще глубже, чем пласт коммунистической идеологии. Решая задачи построения новой системы институтов, нельзя также сбрасывать со счетов достаточно глубокие «евразийские» традиции российского общества, базирующиеся на большей,