1917: Государь революции. Владимир Марков-Бабкин

знает

      Джигитов ингушей!

      Ингуши пели вдохновенно, глаза горели восторгом, звучала кавказская мелодия. Всадники пели:

      Слово власти созывало

      С гор наездников лихих,

      Тесной дружбою сковало

      Нас, вайнахов удалых!

      Торжественно держу рог с вином (что там, на тему понижения градуса и язвы?) и я пою вместе со всеми:

      Рано утром на рассвете

      Полк в атаку поведут.

      А быть может, после боя

      Нас на бурках понесут.

      Глядя на всю эту удалую вольницу, вспоминаю, сколько сил и нервов было потрачено командирами, офицерами и унтерами Дикой дивизии для того, чтобы привести всех этих гордых, но абсолютно не военных горцев к дисциплине. Воинственные горцы жили в абсолютно ином мироустройстве, и для них многие обычные армейские понятия были чуждыми и совершенно непонятными. И даже по прошествии нескольких лет войны джигиты так и не стали частью регулярной армии, сохраняя свою дикую вольницу и горные обычаи почти в первозданном виде. А потому хлопот с ними всегда было предостаточно. Именно потому я рассматривал их нахождение в Москве, а точнее в Подмосковье, как меру вынужденную, и планировал в кратчайшие сроки отправить основную часть дивизии обратно на фронт, оставив в столице по одной дежурной сотне от каждого полка, проводя ротацию каждые месяц-два. Но пока я не мог их отпустить восвояси. Как символ, как психологическое оружие, им цены не было, и сам факт наличия Дикой дивизии в Москве серьезно остужал горячие головы, поскольку было ясно, что этих горячих парней разагитировать не удастся, верность мне у них абсолютная, и приказ подавить любое выступление против меня они выполнят с восторгом.