Гадкий гусёнок. Татьяна Александровна Яшина. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Татьяна Александровна Яшина
Издательство: ЛитРес: Самиздат
Серия:
Жанр произведения: Исторические приключения
Год издания: 2020
isbn: 978-5-532-03236-1
Скачать книгу
наполняется надеждой  – Ла-Рошель взять невозможно.

      Это знают все. И  на острове Ре, где живу я, и в Ла-Рошели. Стена десятифутовой толщины окружает город, а между Сен-Николя и Шеном в случае чего можно натянуть громадную цепь – и в гавань не проскользнет ни одна шхуна или галера.

      Не раз и не два католики обломали себе зубы о ла-рошельские башни и равелины.

      Сен-Николя расплывается в солнечном мареве, но я смотрю не отрываясь, в который раз любуясь сизо-серым камнем, прямыми углами и зубчатой его вершиной. Мне кажется, что бастион защищает меня лично. Ведь день Святого Николая, девятнадцатое декабря – день моего рождения. Зима 1608 года была самой лютой из тех, что помнят старики. Именно из-за этой стужи мне удалось благополучно появиться на свет – повивальная бабка пошла по льду залива Луа, чтобы спрямить путь до нашего дома. Лед трещал, но выдержал. Повитуха успела, и матушка счастливо разрешилась от бремени.

      Наши пастыри не признают поклонения святым. Но нельзя заставить рыбаков перед выходом в море отказаться от молитвы Святому Николаю – чтобы миновать штормы и мели, благополучно вернуться с уловом.

      Мой отец никогда не забывал поблагодарить святого – и единственный выжил в страшной буре, разбившей  шхуну «Веселая селедка» десять лет назад у берегов Олерона. Ему придавило мачтой ногу, колено перестало сгибаться, и рыбацкий промысел пришлось бросить. С тех пор он стал выращивать и собирать устриц на обширных мелях, что окружают остров. Каждый день своей на плоскодонке он отправлялся на устричную делянку  и возвращался с корзиной отборных раковин величиной с лошадиное копыто.

      Мои братья Гаспар, Рене и Юбер помогают ему – мастерят ловушки из прутьев и обломков черепицы, собирают молодь, чистят делянку от водорослей. У меня получается даже лучше, чем у братьев – недаром меня назвали в честь покровителя моряков.

      – Николь! Нико-о-о-оль! – голос матушки далеко разносится над водой. Не поворачивая головы, я вижу ее мысленным взором – ветер треплет лопасти туго накрахмаленного чепца, игриво вытаскивает тщательно заправленные колечки светлых волос. Она улыбается – улыбаются серые глаза, легко взлетают светлые брови, – и вновь убирает волосы под чепец, перехватывает тяжелую корзину. Уже успела на рынок.

      Попрощавшись с Сен-Николя, я разворачиваюсь и бегу к матушке. Любопытно, что в корзине? Курица или окунь? Только бы не окунь – ненавижу чистить рыбу. Уж лучше ощипать пяток куриных тушек.

      Мне везет – заглядывая в корзину, вижу белые перья – сегодня не придется возиться с чешуей! Матушка легонько прижимает мою голову к своему переднику – шероховатость полотна, хранящего горячий утренний душок утюга, почти вытесненный запахами рыбы и базилика, тепло маминой руки… Эта короткая ласка еще тает на моей щеке, когда я просыпаюсь.

      Нет ни моря, ни неба. Ни мамы.

      Розовая полоска зари со всех сторон сжата нависшими крышами. Над водостоком-горгульей догорает утренняя звезда, чудом увернувшаяся от уродливых челюстей.

      Больше всего мне не хватает неба. И воздуха. Вместо просторов острова Ре – с его белым песком, синей гладью океана, сосновым и вересковым духом – тесные щели кривых улиц. Задерешь голову  – тут же вымокнешь: жильцы верхних этажей без церемоний выплескивают ночные горшки прямо на мостовую, не дожидаясь тележки золотаря, проезжающей по утрам.

      Когда мой неугомонный отец решил уехать? В то роковое лето у острова бушевали шторма – один за другим, трудно было уснуть от грохота прибоя – словно громадный каменный великан обрушивал на берег шаги в тщетной попытке выбраться из беснующейся стихии. Устрицы не любят шторма, не любят мутную воду. Молодь смывало, как мы ни старались рассадить новорожденных моллюсков по клеткам и ловушкам. А взрослые устрицы приобрели скверный привкус – ла-рошельские купцы перестали их покупать, и мы сами съели скудный урожай – устрицы под маринадом, горячие устрицы по-шарантски, устричный пирог – только что варенья из них не варили. Отец все больше горбился, хмурился и подолгу разговаривал с мамой, прогнав нас с братьями спать.

      – Мы уезжаем в Париж, дети! – провозгласил отец перед воскресным обедом, строгий и чинный в своем парадном костюме – и даже ворот, расстегнутый в бурном разговоре с пастором Шалоном, не умалял торжественности момента.

      Гаспар нахмурился, Рене торопливо улыбнулся, Юбер круглыми глазами посмотрел на маму. Она стиснула край прижатой к груди шали, но ее быстрая улыбка была спокойной, как всегда.

      – Ваш батюшка будет приказчиком у мсье Дюранже – мужа моей сестры Люсиль.

      Люсиль! При звуке этого имени круглыми стали глаза и у Гаспара, и у Рене, и наверняка у меня. Упоминать тетушку Люсиль – все равно что призывать дьявола. Младшая сестра мамы Люсиль была вычеркнута из семьи как предательница – она отвергла истинную веру, в которой родилась и была воспитана. Будучи служанкой ла-рошельского купца, она поддалась на уговоры его гостя, приехавшего из Парижа за привозным английским сукном. Гость оказался католиком, и тетушка Люсиль прокляла себя сначала замужеством с папистом, а потом и переходом в религию мужа.

      – Мсье