придумать хоть какую-нибудь версию, которая объединила бы их, и надеясь обнаружить ту точку наименьшего сопротивления, с которой, как часто повторял мой бедный друг, должно начинаться любое расследование. Признаюсь, старания мои не увенчались успехом. Вечером я вышел прогуляться в парк и около шести часов оказался на пересечении Парк-лейн и Оксфорд-стрит. По небольшой толпе зевак, которые, задрав головы, смотрели на окно одного из особняков, я определил нужный мне дом. Посреди толпы стоял высокий худощавый мужчина в темных очках (скорее всего, переодетый в штатское полицейский инспектор, подумал тогда я) и громко излагал свою версию случившегося, остальные молча прислушивались к его словам. Я попытался протиснуться к нему поближе, но то, что я услышал, показалось мне полной ахинеей, поэтому я решил не тратить на него время и с чувством, близким к отвращению, стал пробираться обратно. Сделав первый же шаг, я столкнулся с каким-то сгорбленным стариком, который стоял позади меня. Из рук у него посыпались книжки. Помню, что, когда я стал их собирать, мне в глаза бросилось одно название – «Происхождение культа деревьев», и я тогда подумал, что этот старик, наверное, какой-нибудь бедный библиофил, который собирает старинные книги или приторговывает ими. Я начал было извиняться, но, похоже, книги, которые я имел неосторожность выбить у него из рук, представлялись их владельцу необычайно ценными, потому что он, не став меня слушать, что-то недовольно пробурчал, развернулся, и скоро его сгорбленная спина и седые бакенбарды растворились в толпе.
Проведенный мной внешний осмотр дома номер 427 на Парклейн не привнес ясности в интересующее меня дело. Здание окружала невысокая стена с решеткой общей высотой не более пяти футов, так что кто угодно мог легко пробраться в сад. Но окно тем не менее было совершенно недосягаемо, поскольку рядом с ним не было ни водосточной трубы, ни каких-либо выступов, и даже самый ловкий человек при всем желании не мог бы до него добраться по совершенно гладкой стене. Озадаченный больше прежнего, я пошел обратно в Кенсингтон. Придя домой, я направился к себе в кабинет, но не минуло и пяти минут, как вошла горничная и доложила, что какой-то человек хочет меня видеть. Я очень удивился, увидев перед собой не кого иного, как давешнего старика-библиофила. Густые седые бакенбарды почти скрывали его острое сухое лицо, под мышкой он держал по меньшей мере дюжину своих драгоценных книг.
– Что, не думали увидеть меня еще раз, сэр? – спросил он странным скрипучим голосом.
Я признался, что для меня это действительно несколько неожиданно.
– Понимаете, у меня-то совесть тоже имеется. Я ковылял себе спокойно по улице и случайно увидел, как вы вошли в этот дом. Тут я и подумал, что надо бы зайти к этому доброму джентльмену и сказать, что если я и вел себя чуток грубовато, то не со зла, и большое вам спасибо за то, что подобрали мои книги.
– Не стоило вам утруждаться из-за такого пустяка, – сказал я. – Но позвольте спросить, откуда вы меня
