– Ты такая напряженная, – заметил Дитрих и покачал головой. – Тебе надо больше расслабляться, бывать на свежем воздухе, общаться с друзьями.
Говоря о друзьях, он кивнул в сторону, где находился дом Глеба. Я с ужасом подумала, что Дитрих, прежде чем зайти ко мне, наведался туда. Кто знает, сколько времени он уже следит за мной? Я лишь надеялась, что Влад уехал до того, как Дитрих нашел мое убежище.
– Не бойся, – между тем весело продолжил вампир, – с ним все в порядке. Я изрядно подкрепился, направляясь к тебе. Но я буду иметь его в виду, – добавил он, улыбаясь во весь рот.
– Я спрашиваю еще раз: зачем ты здесь? – повторила я свой вопрос уже более жестким тоном.
– А если я не отвечу?
Я ощутила исходящую от него реальную угрозу. За долю секунды Дитрих оказался в нескольких сантиметрах от меня, и я почувствовала на щеке его дыхание. Это была еще одна его причуда – по непонятной причине он до сих пор иногда симулировал дыхание и сердцебиение. Конечно, я тоже так поступала. Но для меня это означало некую причастность к людям и давало иллюзорное ощущение, что я все еще жива. Мелькнула мысль, неужели и Дитрих стремился сохранить в себе частичку прошлого?
Он внимательно смотрел на меня, изучая мою реакцию на его угрозу. Я изо всех сил старалась не показывать ему своего ужаса. Мне стоило огромного труда оставаться на месте и не отодвинуться от него. Дитрих стал вдруг необычайно серьезным; он больше не улыбался. Его глаза приобрели более яркий цвет, превратившись в насыщенно-зеленые, как первая трава по весне.
– Мне хватило бы одного движения, чтобы сломать тебе шею, – скучающим голосом произнес он, не сводя с меня взгляда нереально зеленых глаз. Наступила тишина, в которой было слышно лишь его размеренное дыхание. – Но, – он отступил на шаг и снова улыбнулся веселой открытой улыбкой молодого парня, довольного собой и жизнью, – я не стану этого делать. Ведь мы же не хотим расстроить нашего общего друга.
После этих слов я поняла, что смерть мне не угрожает. Какое бы распоряжение Грэг не дал Дитриху, он не приказывал меня убивать. Вероятно, у него были другие планы. Не могу сказать, чтобы это меня сильно успокоило.
– Лично я предпочел бы вырвать из груди твое маленькое сердечко и скормить его волкам, – все тем же радостным голосом продолжал Дитрих, – но кто я такой, чтобы принимать подобные решения? – он сокрушенно покачал головой, показывая как, в сущности, мала его роль, и как это его печалит.
Я начала злиться. Манеры Дитриха всегда меня раздражали. Театральная наигранность каждого слова и действия