Капитан кивнул, что знает.
– Так вот он не только за заводами присматривает, – продолжил адъюнкт, – но и ещё недавно написал большой научный артикул про мамонтов. Написал тоже по-латыни, отправил в Стокгольм, в Швецию, и там его в одной научной книге пропечатали. По-латыни, а не по-шведски. И когда к нам в библиотеку один экземпляр такой книги прислали, господин Шумахер очень разволновался и сказал: Григорий, тебе выпал такой редкий шанс, ты едешь с этим болваном…
– С кем, с кем? – переспросил капитан.
– Ну, так уже издавна сложилось, – ответил, смущаясь, адъюнкт, – и все давно привыкли к тому, что господин профессор Миллер очень недолюбливает господина советника Шумахера, а тот в свой черёд ничуть не меньше недолюбливает господина Миллера, и поэтому меня в миллеровскую экспедицию взяли по очень большой случайности. Вот почему я везде, где могу, умалчиваю про своё знакомство с господином Шумахером и в особенности с его мнением о затеянной господином Миллером этой так называемой Великой Северной экспедиции. Господин Миллер, – продолжал адъюнкт, – считает, что давно уже пора нанести на карту побережье Ледовитого моря и испытать, где там можно ходить кораблям, и докуда им можно ходить, то есть соединяется ли Азия с Америкой или можно обойти вокруг Азии и тем самым найти короткий путь на Камчатку и к другим нашим тамошним владениям, и оттого будет большая выгода торговле. А Шумахер, тот напротив говорит, что это только слепая гордыня не позволяет господину Миллеру признать, что тамошние, то есть для нас с тобой здешние, моря скованы льдами столь крепко, что никому через них не пробиться, так что от всей этой миллеровской затеи будут одни только растраты государственной казне, и надо Миллера судить за это! Но, продолжал господин Шумахер уже только в частной беседе, во всяком безумии всегда можно найти крупицу пользы. И так же, говорил он мне, и здесь: в тех местах, в которые тебя посылает этот болван, имеется великое множество захоронений мамонтов, так почему бы тебе не попытаться отыскать там те недостающие фрагменты, то бишь кости, к нашему академическому скелету? Это было бы, он говорил, весьма полезно для науки. Вот я и готовлюсь к этим поискам, жду, пока земля просохнет.
– И жжёшь свечи, – сказал капитан. – Люди это видят, людям это непонятно, они ко мне приходят, говорят, ты по ночам не спишь, значит, затеял что-то недоброе. А тюрьма у нас стоит пустая! Так что увлекайся, да не очень!
Сказав это, капитан встал, поправил шапку, развернулся и, не прощаясь, вышел.
Когда он ложился в постель, Степанида заворочалась.
– Ты что, – удивлённо спросил капитан, – ещё не спишь, что ли?
Степанида тяжело вздохнула. Капитан строго спросил:
– О чём ты думаешь?
– О тебе, дурак! – сказала Степанида и заплакала.
Капитан стиснул зубы, молчал. Степанида немного поплакала и перестала. Капитан осторожно положил