Шаровая молния. Петр Анатольевич Елизаров

с первых же слов Димы не понравилась речь друга – у него сразу же заболела голова, и он сорвался… Он повел себя как абсолютно неадекватный взбесившийся человек, не помня самого себя:

      – Бесите! Как же вы меня бесите! Каждый раз одно и то же, – взялся за голову Вершинин и принялся кричать во весь голос. – Всегда вы вмешиваетесь! Всегда вы лезете! Не смей меня учить! Не надо мне лекции читать! Я живу, как хочу, делаю то, что считаю нужным. Мне не нужны ничьи советы! Моя жизнь – это не ваше дело, а вы все лезете и лезете! О себе бы лучше позаботились! Мне и без вас хорошо живется!

      – Почему ты так говоришь? – чуть ли не плакал Тихомиров.

      – Опять ты лезешь! Отъебись от меня! – рявкнул на Тихомирова Леша и кинулся на него, схватил крепко за шею и принялся душить друга. – Мне уже тошно от тебя, ты мне надоел, ненавижу тебя, тихоня проклятый! Вообразил себя праведником?!

      Ретинский, научившись в случае необходимости с одного удара отключать Вершинина, подлетел к ним и вмазал Леше по лицу своим тяжеленным кулаком. Тот грохнулся на пол без чувств. От внезапной агрессии Вершинина у Тихомирова подкосились ноги – он никак не ожидал, что его лучший друг захочет придушить его по-настоящему.

      – Вот до чего доводит эта гадость, – говорил Витя. Затем он взглянул на испуганного Диму. – С тобой все нормально? – спросил Ретинский, вглядываясь в покрасневшую от ручищ Алексея шею Димы. – Димас, он ведь не понимает, что творит…

      Тихомиров, не проронив ни слова, убежал из комнаты, оставив Ретинского наедине с Вершининым, который так и валялся на грязном полу. Витя сразу смекнул, что после такого нельзя выпускать Тихомирова из виду. Он погнался за ним. Дима воспринял все Лешины слова слишком близко к сердцу: он воспринял их как правду, не взяв в расчет то, что Вершинин сейчас находится далеко не в нормальном состоянии. Вершинин всеми этими словами и действиями всадил нож прямо в сердце Димке. Теперь неуправляемым стал Тихомиров – в таком состоянии он мог сделать с собой все, что угодно.