Четыре сигареты. Павел Николаевич Губарев

какая это болезнь?

      Он знает. Нет, не буду ему звонить.

      Пусть придёт с санитарами и попробует меня скрутить. Да я дюймовый стальной прут сгибаю. С похмелья на работе только этим и занят – сижу сгибаю прут, разгибаю прут, сгибают прут, разгибаю прут, пока голова болеть не перестанет. Сварка не любит перегара.

      Или это розыгрыш?

      Когда племянник в последний раз приходил? Нет, давно.

      Племянник. Жена, брат жены и его сынок. Уши оторву и кину в миску к червям. Хотя нет, я добрый. Я себя знаю. Через полчаса уже буду добрый.

      Снял пакет с мукой, хотел заглянуть в миску, но не решился. Затошнило.

      Не буду звонить. Проблемы надо решать. Но это такая проблема, что лучше закрыть глаза и не думать, пока она сама не исчезнет. Или пока не появится человек, который всё решит, а потом скажет, что можно открыть глаза.

      Что это может быть? Неделю назад я начал принимать таблетки. Но они, если верить психиатру, ещё не должны действовать.

      Если верить психиатру. А я вот не верю.

      Этот хлыщ. В хорошем тёмно-синем костюме. Пиджак у него приталенный, брюки со стрелочкой. Но лохматый. С хитрым взглядом. Будто зажжённый бенгальский огонь за спиной прячет. С горой странных штук в кабинете. Колдун какой-то. С кучей книг. Целая полка.

      Каким нужно быть пижоном, чтобы покупать бумажные книги. Ещё бы трубку курил.

      Курить охота, да.

      Он говорит, он сторонник экспрессивной психотерапии.

      Я оглядел кухню. Оторвал салфетку от рулона, вытерся как следует. Открыл нижний шкафчик, осторожно заглянул, кинул скомканную салфетку в урну. Посмотрел на урну внимательно. Закрыл шкафчик.