Нет, Михаил Сергеевич тоже проявил инициативу – и даже не одну. Тут тебе – и «ипатовский метод по комплексному использованию техники на уборке урожая», и МХП (межхозяйственное предприятие по механизации и электрификации) – аналог МТС. Но лавров ни один из них не принёс – спасибо ещё, что обошлось без «шишек». А, вот, у «проклятого» Романова получилось! По его инициативе и под его жёстким контролем в Ленинграде было создано девять производственных объединений в составе сорока трёх предприятий и четырнадцати НИИ, проектно-конструкторских и технологических организаций. Такое «единение» позволило всем прежним де-юре смежникам, де-факто конкурентам работать «в одной упряжке» на единый результат.
Особенно неблагоприятно – с точки зрения Михаила Сергеевича – это сказалось на положении дел в ВПК: «оборонка» стала благоприятствовать даже без режима благоприятствования. Как итог: в Питер зачастили не только «маршалы оборонного комплекса», но и Маршалы Советского Союза. Авторитет Романова у них не смогла подорвать даже убойная, казалось бы – куда тому Геббельсу! – байка насчёт Таврического дворца. Обладателей погон с большими звёздами не занимал этот вопрос, даже если бы он и был вопросом. Личность Романова интересовала их исключительно в контексте «личности ракет и ракетоносцев». А Романов «давал плану» – и, значит, перманентно был хорошим и даже своим. Таким, каким Горбачёв со своим «надувным» «ипатовским методом» не мог стать даже теоретически!
Хорошо ещё, что Запад вовремя сориентировался в вопросе Романова и его непозволительной «самодеятельности на благо Советов»! Сориентировался в вопросе Романова – и переориентировался на Горбачёва. Пока никаких «прямых» дивидендов персонально Михаилу Сергеевичу эта «корректировка курса» не принесла – зато она кое-что принесла Григорию Васильевичу. И это «кое-что» было совсем не песенным типа «и много-много радости детишкам…»! Запад решительно подхватил «знамя борьбы с Романовым и романовщиной», высунутое из окопов «московскими доброжелателями» «ленинградского воеводы» – и все прогнозы относительно скорого будущего Романова оказались сродни метеорологическим: «совсем даже наоборот»!
Это и было то самое «кое-что». Ведь теперь Романова и на пушечный выстрел не подпускали к высокой трибуне. А Горбачёву – всегда: «Пожалуйста!». И неважно, что Горбачёв с этой трибуны «лепил горбатого»: важно, что «лепил» Горбачёв – а Романову было отказано от микрофона, а заодно и в доверии.
Другой на месте Романова утихомирился бы – и принялся, выражаясь