– Зачем задержался?
– Князь?
Олег медленно кивнул.
– По Злате соскучился, – уже менее уверенно проговорил Радим.
Проговорил и сам понял, как глупо прозвучало. Не тот человек Любим, что ради встречи с дочерью время терять будет. Узнал, что в добром здравии да не в обиде, и будет.
– Не похоже, – подтвердил его мысли Олег, все так же поглаживая щенка. – Будто ждет чего.
Радим чуть нахмурился. Все веселье дня куда-то испарилось. Вот умеет побратим нагнать мути на чистую воду. Радим отмахнулся и заговорил о луке, который Олег смастерил третьего дня. Год почти чего-то там вымачивал, высушивал да над ветками шептал. И вот тебе: лук-красавец готов. Не знай Радим Олега, решил бы, что лук стрелять не будет. Уж больно чудной он был: меньше обычного, да и загнут по-иному. Но за это время Радим привык Олегу верить. Настолько, что даже во Всемилке любимой в первый раз усомнился.
Не сразу, но морщинка на лбу побратима разгладилась и настороженность, казалось, отступила. И уже к вечеру Радим и думать забыл о тревогах Олега. Только когда отряд князя выезжал через задние ворота, ведущие вглубь земель, прочь от Стремны, усмехнулся:
– А ты тревожился.
Олег повел плечом и не стал говорить, что он и сейчас тревожится.
И вот сегодня с утра Радиму вдруг стало не по себе. Добронега, ушедшая в одну из деревень к дочери старосты, прислала мальчишку за мазью. Всемилы дома не оказалось, и мальчишка разыскал Радимира в дружинной избе.
Радим сам сходил в дом матери, сам передал мальчишке горшочек, еще раз услышал от щербатого гонца весть о том, что Добронега задержится у старосты на день-два, и вернулся к делам. Но тревога не отступала. После полудня он отправил к дому матери еще одного мальчишку. Тот вернулся ни с чем. И вот когда ближе к вечеру дом матери по-прежнему пустовал, Радим всерьез забеспокоился.
Один из дружинников верхом отправился в деревню к Добронеге, якобы передать теплую шаль. Староста, должно быть, оскорбится от того, что Радим не посчитал его хорошим хозяином, но воеводе было уже все равно. Дружинник вернулся ни с чем – Всемила в Опенки не приходила. Последним ее видел стражник на стене. Говорил, что сидела она на бережке Стремны, ножки мочила. В другой обход ее уже не было. Стражник не помнил, когда это было. Радим молчал, слушая взволнованного воина, а сердце уже чуяло беду.
Перед закатом, когда стало ясно, что в Свири Всемилы нет, а гонцы из окрестных деревень вернулись ни с чем, Радим решил начать поиски на Лысой Горе.
– Темно, Радимир, – уговаривал Улеб. – Утра ждать нужно. Да и с чего она на Лысую Гору-то пойдет? Да еще одна? Подружки-то все вон за воротами слезами заливаются.
– Пойду, – упрямо сказал Радим.
– Может, с мужчиной?
Часть воинов затаила дыхание. Часть