Мама с утра суетится, готовит праздничный обед из того, что сумела добыть. Середина девяностых – не разгуляешься. Но приехали родители, надо сделать всё в лучшем виде: всё у нас хорошо, прекрасная семья. Отличный весенний праздник! Женский, радостный, светлый.
А папы в тот день почему-то не было дома. Он мог уехать по работе, мог уйти в магазин, пятнадцатилетняя Алла не знала, куда он пропал с самого утра. Не знала и мама, но гремела тарелками, нарочито звонко разговаривала, как могла, делала вид, что ничего не происходит. Папа вот-вот будет дома, и мы все усядемся за стол отмечать светлый праздник красоты, любви и весны.
Нехитрые закуски были готовы. Чем там угощались в девяностые – винегрет, квашеная капуста, салат из моркови с чесноком, праздничный огурец кружочками, картошка, тушёная с морковью и луком. Бутерброды со шпротами – деликатес.
Сели за стол.
Хуже всего для Аллы было всеобщее добровольное изображение счастья. В то время, как на самом деле ситуация складывалась паршивая. И сколько Алла не размышляла об этом принудительном празднике, не могла придумать – зачем? Нет,
«зачем?» – как раз понятно. Детей и родителей не обязательно посвящать в проблемы. Но вопрос: «для чего?» так и завис.
Никому из домашних то застолье не принесло ни радости, ни настроения. Три поколения семьи усиленно праздновали, громко чокались бокалами, произносили заздравные речи, думая только о том, когда же закончится эта пытка.
«Как он может? Как смеет ставить маму в такое положение?» – клокотало, шипело, взрывалось внутри честной максималистки Алки.
До последнего она надеялась, что вот, папа придёт, как настоящий рыцарь с букетом роз невероятных размеров, обязательно белых. Это за ними он полдня гонялся по городу. С вкуснейшим тортом, который заранее заказал, с подарками для любимых женщин. Подарки непременно должны быть крупными, ведь он оставил их на работе, иначе дома бы сразу обнаружили, а что это тогда за сюрприз?
Только так можно было спасти этот чёртов день! Только это мгновенно сняло бы вопросы интеллигентно промолчавших бабушки и дедушки, развеяло недоумение шестиклассника Женьки. Не было бы маминого восторженного, на грани истерики, унижения. И растаяла бы тягучая патока омерзительного цвета и запаха, заполнившая комнаты, стаканы, мысли, души.
Алла ждала, чувствуя, что всё совсем не так. Но надеялась, надеялась, надеялась…
Он появился, когда мама разливала чай. В расстёгнутом полушубке, в гигантской, лихо заломленной шапке – чудовища из шкуры козла, недавно сдуру
купленной на рынке. Отец занимал собой всю улицу. Он кланялся каждому сугробу, опираясь на цветы, что нёс в руках, и громко пел.
Отец вломился в дом, наполненный праздником, праздник теснил грудь, рвался наружу. Щедрыми ручищами он выгребал на стол конфеты, пряники, заветренные кружочки колбасы, вперемешку с обрывками газет, крошками и снегом, набившимся в карманы и стремительно тающим в тепле.
– Вот, вам, детки! Тебе, жена!
Никому не нужные, никем