– Стремно как-то, – произнёс Дилан, засунув руки в карманы джинс, и Икс-Ролди немного склонил голову набок, наконец, получив возможность услышать речь занимательных двуногих существ. – Но потрясно, просто потрясно! Меня с ним будто ничего не разделяет.
– Обычно вплотную к нему никто не подходит, – заметил Ласс Шейн, сложив руки за спиной. – К твоему прошлому вопросу, должен сказать, Икс-Ролди ещё никогда не проявлял характерные для диких животных повадки: не сторонился людей, ни на кого не бросался и вёл себя тихо, с любопытством наблюдая за всем, что тут делают. Зверь безусловно не склонен к спонтанной жестокости, но эту тему нам ещё предстоит раскрыть.
– Круто, а погладить можно? – Дилан ещё ближе наклонился к чудесному монстру – их отделяло не больше десяти сантиметров, – и внимательно осмотрел голову Икс-Ролди, поражаясь, как идеально вписались во всю эту хищную композицию рога, отливающие блеском оникса.
– Знаешь, когда ты придуриваешься, изображая ребёнка, то здорово меня пугаешь, – утомленно произнёс Ласс Шейн и подошёл к своему сыну, обратив внимание, как тот оживился.
– А кто сказал, что я придуриваюсь?
Лицо Дилана на самом деле приобрело необычайно заинтригованный и счастливый вид, его проникновенные синие глаза озарил рьяной огонёк предвкушения новых, непостижимых ранее свершений. Он повернул голову к главе «Нервуса» и нахмурил лоб, с запозданием обработав важную информацию, а затем спросил:
– Постой, ты говоришь: нам предстоит? – Дилан приподнял брови и хитро ухмыльнулся. – Что-то сомнительно звучит, дорогой мой отец.
– А вообще ты прав, – кивнул он и, снова обратившись к планшету, быстро ввёл какие-то данные. – Я вижу, как тебе понравился Икс-Ролди, потому забирай его себе. Отныне это твой проект, Дилан.
Ласс Шейн протянул руку с устройством, показывая программу контроля по проекту «ГЕННАЯ СБОРКА», где на месте руководящего лица значилось имя Дилана. Парень прищурился, недоуменно пялясь на экран. Что его отец задумал на сей раз? Глава «Нервуса» никогда и ничего не делал беспричинно, и проявление такой доброты к своему сыну обычно бывало после не совсем уместных причуд, волю которым Ласс Шейн давал крайне редко. Хотя последние лет пять он олицетворял поистине хорошего отца, и Дилан уже стал забывать, что когда-то некоторые периоды его жизни походили на тексты из грустной, жестокой, отчасти до вздора смешной трагикомедии. Впрочем, пронизанное копьем уныния прошлое Дилана перестало вызвать в нем леденящий