размышляла об этом и приходила к выводу, что мой брак – это как состояние полнейшей, предельной сытости после долгого периода жгучего голода, следствием чего является омерзительное чувство пресыщения, граничащее с тошнотой. Все мои цели, которые прежде представлялись мне такими невероятно важными, даже концептуальными, при ближайшем рассмотрении оказались простенькими, жалкими, как заштопанные чулки провинциалки. Поначалу эта сытость была тупым, натуральным обжорством, утолением неистребимого чувства голода – я действительно никак не могла наесться. Нестора это лишь забавляло, он никогда не подшучивал над этим, наоборот, он считал, что со мной все в порядке, что я веду себя самым естественным образом, а потому ничего предосудительного в этом нет. Но когда я начала набирать вес, он забеспокоился. И я поняла, что мне пора остановиться, что, распознав и изучив вкус недоступных для меня в прошлой моей жизни деликатесов, мне следовало бы теперь переключиться на нечто другое, что может составлять одну из многочисленных радостей жизни. Я окунулась в душный, пропитанный запахами шампуней, кремов, лаков и подпаленных волос мир салонов красоты. Мне нравилось ощущать на своем лице и теле заботливые руки Верочки, косметолога, Танечки, парикмахера, я научилась разбираться во всем, что касалось ухода за кожей и волосами, я стала любить себя так, как никто и никогда прежде меня не любил. Все свободное время теперь я посвящала уходу за собой, любимой: лимфодренаж, ультразвук, различные маски, дермобразия, Beautytek, Lierac, Bioderma…
Нестор однажды привел в дом одну женщину – красивую, какую-то суховатую и очень стильную (темные очки вполлица, узкое черное платье, ярко-красные губы) и представил ее Анной, сказал, что она хороший стилист и поможет мне подобрать гардероб, а заодно и научит меня всем премудростям, касающимся одежды. Она на самом деле многому научила меня, показала, где, в каких салонах и магазинах, лучше всего покупать одежду, после чего мы отправились с ней в Италию за хорошей обувью. Так, в приятном общении, и родилась наша с нею дружба, впоследствии перешагнувшая через вопросы моды, стиля, дорогих магазинов и умения держать себя на людях.
Словом, те два года, что я прожила с Нестором, пролетели в сплошных удовольствиях, и я ни одной минуты не жалела о том, что в ту дождливую ночь, когда мы с ним познакомились, я позволила ему проводить себя до моей комнаты на Масловке… Находясь рядом с ним и понимая, что он не любит меня так, как мог бы любить, что между нами все равно незримо присутствует нечто такое, что не дает нам возможности сблизиться духовно, я все равно не собиралась как-то менять свою жизнь. Да я жила бы так и дальше, если бы в один прекрасный январский вечер меня не пригласила эта же моя Аннета в консерваторию, на концерт одного не очень-то известного французского пианиста русского происхождения, Аллена Рея. В программе были произведения Шуберта, Брамса и Шопена. Я и прежде знала, конечно, сами имена этих великих композиторов,
