Старухин цветок. Анна Борисовна Вилисова

звал Надю – подругу детства. Ей нравились кладбища, а Марку нравилась она. Они расчистили аккуратную могилку со скромным мраморным надгробием, и выпили чая из термоса вприкуску со смородиновым пирогом из магазина. Марк, как и в прошлые разы, рассказал деду пару историй о дежурствах на скорой. Врачей дедушка всегда уважал и очень обрадовался, когда Марк поступил в университет в другом городе, а затем еще и вернулся в родную дыру, где катастрофически не хватало медиков.

      – Как думаешь, они нас слышат? – неожиданно для самого себя спросил он у спутницы, когда истории закончились.

      На самом деле он не верил в то, чем Надя занималась – гадания, магия и все такое. Но она никогда не кричала о своем «даре», как экстрасенсы из телепередач, говорила только когда спрашивали. Когда Марк спрашивал. И всякий раз, слушая ее, ему казалось, что, может быть, отчасти это все и правда.

      – Если ты этого хочешь – услышат, – она кинула на него короткий, прохладный, как кусочек металла, приложенный к коже, взгляд.

      Марк, как и всегда, поверил, что так оно и есть. И стало чуточку теплее, хотя день сегодня выдался прохладный. Они посидели еще немного. Затем Марк засобирался и вдруг вспомнил:

      – Слушай, рядом тут ведь могила твоей бабушки. Зайдем?

      «Ты, наверное, не бываешь тут одна», – не сказал он.

      – Зачем? – она отвернулась. – Я не была здесь даже на ее похоронах.

      А ведь точно. Марк уже и забыл тот день. На похороны пришел даже он сам и встретил тут еще человек тридцать. Все – друзья и хорошие знакомые Нины Игоревны. Родственница у нее была лишь одна – внучка Надя. Марк никогда не спрашивал, почему же она не пришла на похороны. И не собирался. Но разве правильно это, что внучка даже не хочет побывать на могиле бабушки? Надя продолжала смотреть в сторону, словно кусты стали ей интереснее Марка. Может, это все отрицание, попытка скрыть боль от потери?

      – Ну… – он понял, что обязан убедить ее. – Просто она…

      Он собирался сказать, что сам неплохо с ней общался. Каждый раз, когда она вызывала врача, так случалось, что приезжал именно Марк. Перед смертью Нина Игоревна болела обыкновенными болезнями пожилых людей, но болела странно. Ее неизменно высокое давление и сахар никак не мешали ей бодро гулять по улицам и, Марк подозревал, не пить таблетки. Причем всякий раз ей удавалось убедить его, что лекарства она принимает, хотя он не видел в ее доме ни одной упаковки или блистера.

      – А ладно, – Надя опередила его, повернулась и улыбнулась, благосклонно взмахивая рукой, что означало, что Марк может взяться за ручки ее инвалидной коляски. – Пойдем. Раз уж пришли. Мне все равно нравится гулять по кладбищам. И я даже не видела, какой памятник ей заказали.

      – Не видела? – он аккуратно вывез коляску с неровной тропки на асфальтированную дорогу.

      – Я отдала деньги ее подругам, все устраивали они.

      – А если бы они их украли? – Марк попробовал вообразить, как отдает деньги на похороны дедушки его друзьям, которых никогда не видел.

      Не смог.

      Надя пожала плечами.

      – Ну, так пусть тогда бы ее тело забрали врачи-практиканты. Мне все равно.

      – Ты так не любила ее?

      – День ее смерти был для меня как праздник, – слова резанули скальпелем.

      До самой могилы они молчали.

      – Ничего себе! – не сдержал возгласа Марк, когда они добрались. – Это ее подруги высадили?

      Надя не ответила. С могилы глядели любопытными желтыми глазами белые с лиловой кромкой, похожей на пятна пролитой туши, цветы. Такие рисуют на чайных сервизах, но таких Марк не видел ни на одной клумбе в городе.