Я как пёс набросился на беднягу и обнял его за шею мёртвой хваткой.
– Пусти! – хрипел барыга.
Как вы, вероятно, понимаете, я не мог его отпустить, чтобы не испортить отношения с Патрицией. Я считал, что если она решила скрутить того миланского красавца, то так было нужно для дела. Полагаю, вы сделали бы то же самое.
Патриция достала из рюкзака что-то похожее на флакон с духами, и сделала этой штукой укол в смуглую, вероятно, задницу – я услышал щелчок, парень вскрикнул и выругался.
– Держи его! – сказала Патриция и набрала код.
Я понял, что парню суждено отправиться вслед за кроликом Каннингема, но меня это не смутило, ведь я помогал Патриции, сами понимаете.
– Что за…? – не унимался беспечный торговец.
– Заткнись! – вырвалось у меня.
Я удивился сам себе, но посмотрел на Патрицию, а она улыбнулась мне и кивнула.
В этот момент я почувствовал, что парень стал размягчаться как пчелиный воск, а потом он начал исчезать как тот кролик.
Через пару-тройку секунд я перестал его чувствовать, а на земле лежала его нехитрая одежонка.
– Быстро собери и выбрось!
Я повиновался своей смелой подруге и бросил одежду неудачливого торговца в мусорный бак.
Мы вышли из подворотни, купили таксомотор, и через полчаса пили дорогое красное вино в номере нашей каупоны.
– Почему ты решила его растворить?
– Свидетелей оставлять не нужно. Каннингем разве тебе не говорил? Кроме того, он торгует наркотой.
– Но почему тогда нельзя растворять тела клиентов, если они не возвращаются и их тела умирают?
– Мёртвое тело не растворяется – «Растворитель Каннингема» нуждается в доработке, – сказала Патриция и засмеялась.
– Хорошая идея – спрятать капсулу с растворителем во флакон из-под духов.
– Моя, – сказала Патриция. – Так легче перевозить.
– Но я ведь тоже свидетель. Почему ты не растворила меня?
Патриция подошла ко мне с бокалом и посмотрела в глаза.
– Тебе я решила дать шанс, – сказала она. – Ты вовремя выдал себя за полиглота, если честно.
Помню, меня удивило то, с какой лёгкостью я пошёл на растворение человека и не испытывал при этом ни малейшего морального дискомфорта.
Что случилось со мной? Где были мои добрые принципы? Неужели влечение к Патриции отключило у библиотекаря чувство жалости? Неужели ради обладания красивой девицей я был готов на всё, даже на преступление?
Или, может, во мне, и незаметно для меня, сидело нечто, собранное второпях из моих страхов, комплексов, скрытых наклонностей, которое готово вырваться наружу в подходящий момент? А может, дело в моей искренней неприязни к наркотическим веществам и к людям, которые о них заботятся? Кто же знает…
Так или иначе, все варианты, которые предложил мой беспокойный разум, меня устраивали.
На следующий день мы с Патрицией вернулись в Лондон.
– С возвращением! – приветствовал нас Каннингем с особой театральностью. – Как прошло?
– Отлично,