Я знаю, что у Золушки хрустальная слеза.
Когда же вечер как свечу зажжёт звезду осеннюю,
За Яблочным Медовый Спас промчит в календаре,
Ты вспомни песенку мою любимую, последнюю,
В сгорающем костром листвы багряном сентябре.
Обречена такая жизнь лететь по ветру пёрышком
И твой Фиат по Киржачу летит сквозь тьму дорог.
Двенадцать бьёт, молю: «Постой! Куда спешишь ты, Золушка?
Ведь от тебя в моей руке хрустальный башмачок…»
Одинокий дом
В дом, стоящий на отшибе
Постучался по ошибке.
Как похожи, это что же за напасть!
Целых два десятилетия
Друга нет на этом свете,
И следов жильцов давно уж не сыскать.
Сам себе кажусь я пьяным
В месте этом окаянном,
Так когда-то называли мы его.
Окружён тот дом водою
Словно крепость перед боем,
Но из прежних дней – доживших никого!
Память – это штука злая,
Как вдоль пропасти, по краю
Я иду, перебирая имена —
Тот погиб, а это спился,
А вот тот переместился
В иноземные, чужие племена.
Я один из тех немногих,
Что прожил в порядках строгих,
Невзирая на распутные ветра.
В даль смотрю с узкоколейки
В старой серой телогрейке,
Что пропахла едким дымом от костра.
Одинокий дом под ивой
Доживает терпеливо
Век свой, падкий до потери адресов.
В сером стареньком конверте
Мы храним до самой смерти
Нашу память – лиц, имён и голосов.
Тишь у старого колодца —
Журавель над ним не вьётся,
Он скрипит, ведро качая на ветру.
Здесь когда-то звонким лаем
Этот двор был наполняем
И щенята обживали конуру.
Всё уходит безвозвратно,
И соседи многократно
Объясняют нам – где дети, где вдова.
«Что вы ходите? Он умер!»
И звучат как «чёрный юмор»
Невпопад произнесенные слова.
Уезжаю из деревни
Я автобусом вечерним,
И смотрю перед собой, сквозь дымку лет —
Мы стоим пред объективом
В упоении счастливом,
Посередине той страны, которой нет.
Возвращение в город детства
Этот город на Томи
Всё мне снится, чёрт возьми.
Населённый несомненно
Только добрыми людьми.
Где влюблённым целый день
Улыбается сирень.
Я под ней мечтал когда-то,
В детской кепке набекрень.
Переулочек дугой,
Мальчик с девочкой другой,
Не с моею,