Она ворвалась в мою жизнь ещё в девяносто восьмом году. Тогда я снимала разбитую, кое-где зияющую кирпичными стенами однокомнатную молодожёнку – как они в то время назывались. Так получилось, что в тот момент, когда надо было срочно освободить предыдущую квартиру, список предложений в газете о найме жилья был очень скуден, и мне пришлось переехать из вполне благоустроенной квартиры и заселиться в этом отстойнике, никогда не знающем ремонта и расположенном в самом конце длинного коридора на последнем этаже.
Ступив на ковёр из тараканов, которых хозяйка накануне любезно потравила прямо к переезду новых жильцов, я принялась усиленно наводить порядок. Воду для мытья полов пришлось поменять раз сорок. Наливала прозрачную, выплёскивала в унитаз чёрную, как смола, потом графитовую, пока не стала хотя бы отдалённо напоминать грязную воду. Под вечер, когда я выбилась из сил, в дверь, которую я и за дверь-то не считала – картонка фанерная… любой снесёт с одного удара, кто-то осторожно постучал.
На пороге стояли две девушки. Одна из них – моя давняя подруга с полотенцем на голове, накрученном как у индуса – в таком виде она разгуливала, потому что жила четырьмя этажами ниже, почти подо мной. Вторая – незнакомая блондинка. Новая девушка бросалась в глаза: платье короткое с кружевами белоснежно-белое, ноги – в таких же ярких босоножках на высокой платформе с ремешками-бабочками. Тело у неё было, как у спортсменки, и в тоже время округлое, молочное, как говориться «всё при всём».
– Я тебе клиентку привела, – начала вместо приветствия подруга, пережимая саму себя туже поясом на банном халате. Подтянула, продолжила: – Зашли ко мне чаю попить с сестрой… Ты, говорят, никого не знаешь у кого платье пошить? Я говорю – знаю.
Холёная незнакомка совершенно не вписывалась в мой пустующий интерьер, состоящий из разбитых стен прихожей и рваных обоев комнаты, мебель и вещи я пока не перевезла. Хорошо, что подруга не привела её шестью часами раньше, подумала я, а то эти эффектные белоснежные босоножки на подрумяненных от летнего солнца ногах с педикюром разгуливали бы по дохлым тараканам.
Ангелина – такое имя было у заказчицы, стала посещать меня регулярно, и каждый раз с новым отрезом ткани. Все её запросы сводились к одному: слишком короткие обтягивающие платья, летние комбинезоны из шёлка, топы, демонстрирующие проколотый пупок… Она говорила, что в моих изделиях у неё растёт популярность у противоположного пола. Глядя на неё, мне казалось, что с популярностью у неё всё в порядке, но Ангелина была иного мнения, чего-то ей не хватало…
Пока мы примеряли, я всё больше узнавала о жизни моего «без умолку болтающего манекена». С каждой встречей мне удавалось всё глубже проникнуть в её внутренний мир, разобраться в чужой психологии, понять мотивы происходящих событий. Так я стала невольным слушателем «многосерийных» историй, после которых я часами приходила в себя, переваривая услышанное и прокручивая заново в голове события очередного поведанного эпизода. Иногда Ангелина приводила с собой действующих персонажей этого «сериала», и я могла оценить их воочию; они дожидались, когда мы закончим, лениво перелистывая страницы потрёпанного журнала, который я им подсовывала, чтобы было чем занять. Около трёх лет во время примерок я слушала её откровения, местами выходящие за рамки – о чём обычно люди молчат, только вскоре мне это шитьё порядком осточертело. Но история Ангелины на этом не закончилась: мы продолжали обсуждать её эротические похождения и дальше – в свободное от работы время, при более редких встречах.
Ранние годы Ангелины на первый взгляд проходили как у всех: средняя школа, пионерские лагеря, занятия по акробатике для физического развития… Она была обычным заводным ребёнком с наполненной весельем жизнью и только впоследствии, оглядываясь на этот старт своей биографии, она понимала, что веселья было больше, чем слишком. Квартира, в которой жила её семья, напоминала проходной двор, где вперемешку играли дети и «гудели» за обильным застольем взрослые. Дверь никогда не запиралась, она то и дело бабахала с характерным щёлканьем, создавая порыв сквозняка, потому что кто-то приходил, кто-то уходил, хлопая в пьяном угаре с усиленным остервенением, а кто-то таскался гурьбой к провонявшей консервной банке, набитой окурками, вклиненной в просвет между стеной и пожарным краном.
Друзей у родителей было много, соседей тоже – многоэтажный подъезд… Проходная карусель из гостей кружилась по кругу: гогот, веселье, звон стаканов… Но в тоже время дети были обуты, одеты, накормлены… Утром они бежали в школу, вечером из спортивных секций и заваливались спать где попало под привычное бабаханье двери.
Когда Ангелина стала подростком, ничего не изменилось. Аттракцион «Весёлая пьяная карусель» безостановочно продолжал вращаться в их многолюдной квартире. Девушка, бросив мимолётный взгляд на кухонное застолье, проходила в свою комнату, прихватив по пути телефонный аппарат, тянущийся на длинном проводе из коридора, и закрывала за собой дверь. Пронзительно звонил телефон, она снимала трубку, слышала юношеский голос и одновременно начинала выпихивать