Я задумался. Получалось почти по 50 строк в день. Ничего невозможного в этом не было, если бы не служба…
– Приходить на работу будешь только в понедельник с готовыми переводами, – упредил мой вопрос Юрий Поликарпович. – Буду читать. Может быть, и сам что-то переведу. А начальство спросит – я прикрою.
И началась страда! Если учесть, что первой моей дочке к тому времени и года не было, и жили мы в коммуналке на 20-ти метрах, то мои вдохновенные страдания, естественно, удваивались и происходили в ванной комнате, где я запирался вместе с подстрочными переводами.
Через неделю я понял, глядя на Кузнецова, что Лопсон Тапхаев звучит на русском языке сообразно своему таланту. И моему тоже.
Но надо знать Юрия Поликарповича! Вот в одном из стихотворений прошла арба. Какая трава осталась под колесами? Естественно – примятая.
Лицо Кузнецова искажается, как от зубной боли:
– Измятая! – почти кричит он.
– Почему?
Кузнецов делает движение, словно срывает пучок травы и, растирая его в ладони с такой силой, что вот-вот брызнет сок, выдыхает:
– Да потому что экспрессии больше!
Все на той же арбе – то там, то здесь – появлялся старец: «мелькал в степи, как вечности частица».
Кузнецов правит своим бисерным почерком: «мерцал в степи»…
И если таких правок в стихотворении было несколько, то из перевода неотвратимо наплывал кузнецовский слог. А что уж говорить о самих переводах Юрия Кузнецова. Он не был артистом, не играл в стиль другого поэта. Он всегда оставался Кузнецовым. Неповторимым.
Книга ушла в производство по графику. Юрий Кузнецов успел сделать всего один перевод. Зато какой!
…На концах растопыренных пальцев
Отраженное эхо живет,
И шершавую бездну пространства
Я читаю на ощупь, как крот.
…Дома нету ни зги, ни просвета,
И на улице тоже темно.
Тьма души – как особая мета,
Ни стереть, ни уйти не дано.
…Это солнце встает не с востока
И заходит не в этом краю.
Это солнце горит одиноко —
Я о нем свою песню пою.
В этой песне душа забывает
О печали, идущей вослед.
Как ребенок душа засыпает
И далекий ей брезжится свет.
…В тесноте незнакомого мира
Я как дятел стучу по земле.
И со всем, что тревожно и мило,
Расстаюсь и встречаюсь – во мгле.
Слышите слог, который не спутаешь ни с каким другим?
Я бы не приводил для примера это стихотворение, если бы не знал наверняка, что Юрий Кузнецов как истинный мастер гордился своими переводами. Было чем. Но при этом не терял чувство юмора. А так как на титуле стояло: «Перевод с бурятского Владимира Бояринова и Юрия Кузнецова» – целый вечер после выхода книги подначивал в застолье: «Так чьи переводы лучше?»
А застолье