Точней всего на свете.
В белесой тишине
Струится время смутно.
И трет глаза во сне
Желтеющее утро.
* * *
За усталым цветком наблюдал —
Как задумчиво он отцветал…
Лепестки раскрывал широко
И ронял их безмолвно, легко…
И, наверно, казалось ему:
Боль его не нужна никому…
* * *
В кипень-цвете опушенной груши
Ищут пчелы сладкую пыльцу.
Мерный гул еще приятней слушать,
Пригибая веточку к лицу.
Молодой листвы веселый глянец…
Невозможно чистый первоцвет!
Не понять, что делается с нами —
И хмельно, и боли в сердце нет.
Просто все. А тайны не помаешь.
Быть – не быть? Для сердца не вопрос…
Сотни лет живи – и не устанешь:
Все живое трогает до слез!
Русь
Мерзлота вековая,
Сине-белые льды…
Это даль, но такая —
Осиянные сны!
Реки к Северу, к Югу…
И поля, и леса.
И просторы повсюду —
Ворота в небеса.
И не Русь оплошала,
Оплошали не мы:
Сколько выло шакалов,
Сколько выпало тьмы.
Мы на миг оступились,
Скажем сердцу: «Не трусь!» —
С нами Божия милость,
Наша вечная Русь!
* * *
И звезде захотелось взглянуть
На мерцающий свет одинокий —
Так твоя серебристая грудь
Задышала волненьем высоким.
И кому удалось изваять
Это чудо – овалов и тени…
Я напрасно пытаюсь понять,
Как создал тебя дерзостный гений.
Что сравнимы с тобою цветы,
Говорящие нежностью тоже…
А в каких садах выросла ты
И звезда мне ответить не может.
Снежинки
Снежинки берутся откуда?
В небесной заоблачной мгле
Рождается светлое чудо
И нежно стремится к земле.
Снежинки – живые, живые!
Мерцают, парят и зовут.
И знают пространства иные,
Куда наши души плывут…
В столице…
В джунглях улиц, в джунглях толпы
Онемел чистый голос провинций.
Взоры встречных полуслепы,
И не русскими кажутся лица.
Инородец ли я, или – туп,
И блуждаю не там, где бы надо…
Купол Храма Спасителя люб,
И подножье Его без– ограды.
Миновал бы столичный бедлам —
Малосольную славу пиара…
Да звезда есть двуглавая там,
Что глядит в нас пока еще даром…
Багетчик
Недосуг мне сетовать да хныкать,
Мол, настали времена не те…
В рамах буду конопатить стыки,
Помогать проснуться красоте.
Есть на свете ложные улыбки,
Есть