Я брел на восток мимо китайских ресторанчиков и злых проституток с круглыми сумочками из поддельной кожи.
В «Орешнике» должно было играть трио Дона Ширли, но до начала было еще далеко, и в баре царили тишина и полумрак.
Я заказал виски и уселся так, чтобы видеть дверь. Когда один за другим опустели два стакана, в бар вошел человек с саксофонным футляром. Он был одет в коричневую замшевую ветровку поверх светло-бежевой вязаной водолазки. Его короткие темные волосы были обильно сдобрены сединой. Я помахал ему, и он подошел.
– Вы Вернон Хайд?
– Он самый. – Хайд кривовато улыбнулся.
– Швартуйтесь. Пить будете?
– А то. – Он бережно положил футляр на стол и пододвинул себе стул.
– Значит, ты журналист? О чем пишешь?
– Да в основном для журналов. Интервью, биографии – все такое.
Подошла официантка. Хайд спросил бутылку «Хайнекена», и пока его несли, мы с ним немного поговорили ни о чем. Потом официантка вернулась, налила пиво в высокий бокал, Хайд сделал большой глоток и перешел к делу.
– Значит, про оркестр Паука пишешь? Тогда молодец: улицу выбрал правильно. Вся моя жизнь – здесь, на Пятьдесят второй.
– Знаешь, не хочу тебя обманывать. Оркестр я, конечно, упомяну, но в основном мне нужно узнать про Джонни Фаворита.
– Про Фаворита? – Улыбка Хайда превратилась в злую гримасу. – Еще и писать про эту сволочь!
– Так вы не ладили?
– Да кому он нужен сейчас? Про него уж все давно забыли!
– Выходит, не все. Редактор в «Лук» хочет, чтобы была статья. А ты, я вижу, хорошо его помнишь. Что он был за человек?
– Подонок он был. Такую свинью Симпсону подложить, а?!
– Что же он такое сделал?
– Да то, что Паук его из грязи вытащил. Он же в пивной пел, в дыре какой-то!
– Знаю.
– Паук для него все делал. Он ведь не только зарплату, он еще и со сборов получал, не то, что остальные. Уж, кажется, не на что было жаловаться. А он взял и ушел! Ему по контракту еще четыре года оставалось. Ангажемент у нас был – дай-то бог! Все пришлось отменить из-за этого гада…
Я взял карандаш и блокнот и притворился, что записываю.
– А из оркестра никто с ним потом не общался?
– С покойничком?
– Как это?
– Да так. Бобик-то сдох. В войну еще.
– Да? А я слышал, он в клинике лежит…
– А может, и в клинике – черт его знает. Хотя я вроде помню, что помер.
– Мне говорили, что он был суеверный человек. Это правда?
Хайд криво усмехнулся.
– Правда. По гадалкам ходил, в шары смотрел. Мы один раз на гастролях, знаешь, что сделали? В Синси, кажется… Так вот, заплатили девке в гостинице, чтобы она ему сказала, что умеет по руке гадать. А она ему взяла и триппер нагадала. Он потом от девок до конца гастролей шарахался.
– А